Отец Павел глубоко вздохнул, а его седая борода задрожала. Он обвил пальцами лежавший на пузе крест, сжимая крепче, до белизны.
- Не знаю, помнишь ли ты меня, - начал он глубоким басом, как обычно разговаривают священнослужители. - Я когда-то служил при церкви, что находилась в селе...
- Да-да, я помню, хотя храмов не посещала, - перебила его девушка. - Помню также красный Опель, старенький, на котором ездил один поп, катая визжащих местных дурочек. И да, подскажите, какая у вас сейчас машина? Не тот ли серебристый БМВ? Видела недавно его цену в интернете... Хотела ещё спросить. Опель уже продали?
- Хватит! Я пришёл говорить не об этом.
Кустистые брови священника сошлись на переносице, а лоб разрезало несколько морщин. Ему явно стало неловко от слов об автомобиле и катании в селе.
"Ну ещё бы ты пришёл говорить об этом", - мысленно усмехнулась Марина.
- Я помню также твою бабку. О ней ходил дурной слух.
- И что это доказывает? О тебе слух не ходил, а дурнота была.
- Ты как вообще разговариваешь! - накинулась на невестку Василиса Ивановна. - Это святой человек!
- Тише, мама, спокойнее.
- Не называй меня так, мерзость! Я тебе не мама!
Девушка продолжала издеваться, чувствуя, что поспать уже не придётся.
"Может тебя хоть удар долбанет, наконец".
- Ты мерзкая! Злая ведьма!
- Если человека постоянно называть мерзким и злым, то волей не волей он обязательно таким станет. Так что получайте чего хотели. Хотели мерзость во мне видеть, пожалуйста. Хотели злобу? Без проблем. Только винить следует себя. Так что кушайте, мама.
- Тише-тише, - успокоил отец Павел женщину, кладя руку ей на плечо, слегка отстраняя в сторону.
Тяжело дыша, с прилитым к лицу кровью, Василиса Ивановна отступила, сверкая из-под очков злобным взглядом. На нижней губе и подбородке повисли капли вылетевшей слюны, чего женщина совершенно не замечала.
- Все-таки я хотел бы с тобой побеседовать. Может, впустишь вовнутрь?
- Проповедь читать станешь?
- Просто беседа, ничего больше.
Священник никак не реагировал на выпады девушки, по-прежнему оставаясь спокойным и уверенным. Возможно он привык к такому за годы служения в храме, и знал, как вести себя с людьми.
- Нет, не желаю, - спустя секунду отозвалась Марина. - Мне не о чем разговаривать с попом.
- Ты служишь не тому, - продолжал тот. - Отрекись от своего бесовского ремесла, пока ещё не поздно.
- А в чём же оно бесовское? - изогнула бровь девушка в поддельном изумлении.
- Твоя бабка... Как я уже говорил, мне доводилось её знать.
- Моя бабка, да будет тебе известно, довольно часто помогала людям. Её знали, как отличную знахарку. Она лечила болезни, и не только у людей, но и у скотины.
- Но довольно часто и губила этих самых людей, наводя порчу.
- Ну так и вы, попы, не безгрешны. На вас крови гораздо больше. А моя бабка, ещё раз повторяю, часто помогала людям.
- Не от Бога у неё эти силы, а от дьявола...
- Пффф. Вы, святоши, лучше бы за собой следили.
Марина переступила с ноги на ногу, начиная терять терпения. Разговор её утомлял, а главное, он был полностью бесполезен. Все равно каждый останется при своём мнении.
- Позволь мне тебе помочь, - предложил отец Павел, протягивая вперёд руку, желая положить ладонь на плечо девушки.
- Я не нуждаюсь ни в чьей помощи, фыркнула она, отступая.
- Да вы же поглядите! - вновь встряла Василиса Ивановна. - Она просто издевается, стоя и кривляясь. Погубит она, батюшка, моего сыночка, ой погубит! Сердце у меня за Дениску болит. Просто кровью обливается.
- Хватит! - вдруг рявкнула со злостью девушка, сверкнув потемневшим взглядом.
От её резкого вскрика на лестничной площадке лопнуло стекло, разлетевшись множеством осколков, а телефон священника вдруг взорвался, только чудом оставив нетронутыми пальцы отца Павла. Где-то за спиной упало несколько фотографий в рамках, треснув. Трещина также появилась и на одной линзе очков свекрови.
- Хватит нести весь этот бред, - уже спокойнее, но всё ещё зло говорила она. - Мне достали твои церковные проповеди. Меня достало, что ты своего сыночка считаешь маленьким ребёнком, хотя он уже давным-давно взрослый мужик. У него есть семья, и нечего совать свой мокрый нос в наше грязное бельё. Иначе, этот нос можно и отрезать.
Марина пальцами показала ножницы.
- Если нет собственной жизни, так хотя бы не лезь в чужую. Я пыталась для тебя стать хорошей, но ты меня изначально приняла в штыки. Хотела суку, так получай. Ведьму? Держи.
Она переступила порог, делая шаг, с ненавистью глядя на женщину, которая испуганно попятилась, хватаясь рукой за сердце, пытаясь скрыться за широкой спиной опешившего священника. Тот всё ещё разглядывал собственную руку, где минуту назад находился телефон, а теперь только одни обломки.
- Да что ты всё за сердце хватаешься? Когда ты уже сдохнешь наконец, и не станешь портить жизнь другим.
Девушка буквально выплюнула эти слова, после чего зашла обратно в квартиру, громко хлопнув дверью. Сердце билось сильно, грозя выпрыгнуть из груди, а виски пульсировали. Красная пелена постепенно спадала, окрашивая мир в привычные краски.