Когда растает снег

Но вот видение стало меркнуть, постепенно исчезать. Теперь Микки в подъезде, под знакомой дверью. Его гложет беспокойство: может быть именно в эту минуту хозяйке нужна помощь? Он царапался в дверь довольно долго, а она всё не открывает, значит что-то произошло. Раньше такого не случалось. И не в силах дольше терпеть неизвестность пёс начинает жалобно скулить, сперва тихо, а потом всё громче и громче. Внизу и на верхнем этаже хлопают двери, появляются соседи. По раздражённым и злым лицам жильцов нетрудно понять: они явно не довольны тем, что Микки нарушил их покой. Не понимают люди, что собака просит о помощи! Микки с мольбой смотрит на них, затем переводит взгляд на дверь и лает, лает. А люди, вместо того чтобы помочь, обступают его со всех сторон, замахиваются на него кулаками. Микки всем телом прижимается к двери, ощетинивается, скалит зубы, его лай переходит в злобное ворчание. Вдруг из толпы выделяется Глафира Андреевна – полная тётка в домашнем байковом халате и бигудях. Она победоносно приближается к Микки и со злобой пинает его ногой. Тогда пёс, не помня себя от гнева, вцепляется в эту белую холёную ногу чуть повыше икры.

– Эй, псина, чего разлёгся! А ну, пошёл вон! – вскрикивает тётка каким-то грубым мальчишечьим голосом.

3

Проснулся пёс оттого, что почувствовал, как кто-то пнул его ногой. Сработал инстинкт самосохранения, заложенный в каждом живом существе с момента рождения. Ещё не проснувшись окончательно, Микки сразу же вскочил, угрожающе зарычал, а шерсть на загривке встала дыбом. Сейчас он стоял оскалившись, прижав к голове уши и зло сверкая глазами. Пёс приготовился к борьбе с этой вредной женщиной, со своей обидчицей, давно пора хорошенько проучить её. Несомненно, Микки ожидал увидеть Глафиру Андреевну, но так и застыл на месте от неожиданности. Вместо неё перед ним стоял высокий тощий подросток, на вид лет четырнадцати.

Этот мальчишка показался псу очень страшным. Чёрные неухоженные волосы незнакомца торчали в разные стороны, густые брови были сдвинуты к переносице, а из-под них гневно сверкали маленькие ястребиные глазки. Одет был мальчик ничуть не лучше, чем Стёпа. Поверх некогда белой, а теперь ставшей серой от грязи рубахи, на сутулых плечах мальчишки болтался весь истрёпанный, давно пришедший в негодность пиджак, а чёрные брюки, более или менее выглядевшие по– человечески, были немного ему велики. Казалось, что он так и родился на улице, ибо относился к той категории детей-беспризорников, для которых улица – родной дом, и тот жестокий окружающий их мир, являющийся для них школой по выживанию и могущий сравниться только с диким миром джунглей, – тот окружающий их мир для них много лучше «Содома и Гоморры» их бывшего домашнего очага.

Спросонья Микки почудилось, что перед ним стоит не кто иной, как Ваган: такие же чёрные волосы, такой же огненный безумный взгляд. Мальчишка не дал Микки опомниться: он медленно наступал, грозя в любое мгновение нанести ему новый удар.

– Пошёл вон! Вон! – крикнул черномазый и замахнулся на пса ногой. А зря, потому что наш отважный Микки решил не сдаваться без боя. Сейчас он был окончательно уверен, что это его жестокий хозяин, его мучитель явился за ним из той, прошлой жизни. И интонация голоса и слова те же. «Пошёл вон!» кричал ему Ваган в тот памятный день. Сообразив это, пёс напрягся всем телом, хорошенько изловчился и схватил обидчика за штанину.

– Ну, сейчас я тебе покажу! – рассердился незнакомец и отбросил Микки ногой. Через мгновение в смуглой руке паренька мелькнул перочинный ножик.

Пёс приготовился было атаковать во второй раз, но стоило мальчишке достать нож, как Микки вдруг поджал хвост, и жалобно скуля, забился в угол. Нет, этот дьявол во плоти сильнее его и сейчас он покарает Микки за то, что тот осмелился пускать в ход зубы. Пёс знал, для чего человеку это оружие. Чтобы причинять другому боль. Сильную боль. Он запомнил это блестящее и такое острое лезвие. Не раз хозяин в гневе хватался за него и угрожал щенку, а однажды даже ранил его им. Было невыносимо больно, но Микки не скулил, не выл, потому что знал: хозяин этого не любит. Он забился под диван и в темноте зализывал свою рану. На всю жизнь в том месте, на правом боку, остался памятный шрам. И теперь пёс понял, что это конец. Избавления ждать неоткуда. Враг решительно наступал.

– Сейчас ты узнаешь, глупое животное, на кого посмело наброситься! – проговорил «хозяин», занося нож над замершим от ужаса Микки, но в ту же минуту пёс услышал скрип входной двери и сейчас же вслед за этим прозвучал знакомый голос:

– Постой, постой Жук! Не тронь его! Микки – мой пёс!