Когда рушатся троны…

Статья вышла утром, а в пять часов дня в редакцию явился плечистый, с тонкой талией молодой человек, почти юноша, смуглый, с нежным пушком над верхней губой и со скромным изяществом одетый в штатский костюм. Он играл камышинкой. Берейторы и кавалеристы пользуются такими камышинками, выезжая лошадей.

В комнате для посетителей с круглым столом, графином воды и массивной пепельницей, которую нельзя положить в карман, встретили молодого человека два секретаря. Они к нему вышли из одних дверей, а на противоположных висел белый картон-прямоугольник с надписью: «Кабинет редактора. Без доклада не входить».

– Вам кого угодно? Вы по какому делу? – спросили оба секретаря: длинноволосый в очках – типичная «редакционная крыса» и другой, менее мрачный и более культурный.

– Я хочу поговорить с господином Максом Ганди…

– Господин редактор сейчас занят. Он пишет важную передовую статью к завтрашнему номеру, очень просил его не беспокоить… – и оба секретаря покосились на дверь с белым прямоугольником.

– Я все-таки хотел бы видеть его по важному для нас обоих делу…

Секретари снисходительно улыбались. Вот, мол, чудак еще выискался! Пришел с улицы и подай ему Макса Ганди! Самого Макса Ганди, пишущего сейчас передовицу огромной политической важности!

Длинноволосый пожал плечами.

– Потрудитесь наконец сказать, что вам надо. Я полагаю, мы вам с успехом заменим господина редактора…

– Нет, к счастью для вас же, вы мне его не замените, – как-то загадочно произнес молодой человек, – я должен увидеть Макса Ганди! – шагнул он к заветной двери.

Оба секретаря поспешили изобразить собой живой барьер, но тотчас же разлетелись, хотя юноша легким, коротким движением оттолкнул их от себя вправо и влево.

Затерянный в громадном кабинете Макс Ганди, в круглых роговых очках, сидел и писал. Он быстро положил перо и так же быстро снял очки при виде вошедшего незнакомца.

Сначала испугался, потом решил дать отпор нахальному молодому человеку.

– Я же приказал! Как можно так бесцеремонно вваливаться? Кто вы такой? Вообще, вообще это недопустимое безобразие! – и маленькая, короткопалая рука потянулась к электрическому звонку.

Одним прыжком очутившийся у стола, смуглый юноша зажал эту руку в своей, так зажал, что она сразу онемела.

– Успеете! Я не хочу, чтобы нам помешали… Кто я такой? Лейтенант королевского флота Друди, о котором вы так возмутительно налгали от первого до последнего слова…

– Вы… вы… лейтенант Друди? – опешил редактор и уже нелепо, как-то совсем некстати спросил: – Почему же вы не в форме, а в штатском?

– В штатском легче проникнуть в ваш кабинет… Но, милостивый государь, от вас зависит, чтобы я не повторил свой визит уже в форме, да еще с парочкой моих матросов, этаких здоровенных молодцов…

– Чего же… чего же вы от меня хотите? Чего? – спрашивал Ганди с трусливой собачьей улыбкой, обнажив бескровные десны и зубы-клавиши, изъеденные червями.

– А вот мы сейчас побеседуем, – ответил Друди, устраиваясь поудобнее в кожаном кресле, – ну-ка, садитесь поближе ко мне и подальше от звонка… Вообще, не советую прикасаться к нему… Не советую! – значительно повторил лейтенант, поиграв камышинкой. – Вот что, сударь. Я имею о вас куда более точные сведения, чем вы о моих действиях в Сан-Северино. Отвечайте на мои вопросы. Но с условием говорить правду, не то будет хуже…

На столе задребезжал телефон. Макс Ганди, словно ища в этом спасения, снял поспешно трубку, но Друди с такой же поспешностью выхватил ее:

– Алло. Редактор очень занят! Он пишет важную передовую статью и убедительно просит его не беспокоить. Что? По экстренному делу?.. Никаких экстренных дел, – и Друди с размаху опустил трубку.

– Итак, ваше настоящее имя Лейба Дворецкий?

– Леон Дворецкий, – поправил Ганди.

– Пусть будет Леон. В конце девяностых годов вы бежали от воинской повинности из России в Америку…

– Да, я уехал в Америку…

– Затем вы поступили на службу агентом в австрийскую политическую полицию, перешли в русскую и вернулись в Петербург, занявшись журналистикой под псевдонимом Кирдецова. Не так ли?…

– Да, Кирдецов – мой литературный псевдоним.

– Покамест – довольно. Все ваши остальные мерзости мы оставим в покое. А теперь возьмите редакционный бланк и пишите…

– Что писать?

– А я вам сейчас продиктую… Готово? Пишите!..

– Я, дезертир русской армии Леон Дворецкий, я же впоследствии Кирдецов, искупивший свое дезертирство службой…

– Я этого не могу написать! – взмолился Ганди, кладя перо. Желтое пергаментное лицо его стало бледным.

– А я заставлю вас! Или вы хотите, чтобы этой камышинкой я превратил вашу физиономию в отбивную котлету? Со мной шутки плохи. Возьмите же перо!..

Ганди, холодея, чувствуя, как он проваливается в жуткую бездну, взял перо, плохо повиновавшееся дрожащим пальцам, и сделал кляксу.