— И что теперь будет? — спрашиваю я, поворачиваясь к нему лицом. Я удивлена, что мой голос звучит ровно. Я не удивлена, что мне приходится запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом.
— Что ты имеешь в виду? — он изучает моё лицо.
— Здесь. С нами? — я выскальзываю из его объятий и сажусь на кровать. Мне нужно пространство.
— Сначала, — ухмыляется он. — Мы поедим.
— Хорошо, — выдыхаю я. Я могу это сделать.
Еда выглядит аппетитной. Хотя Генри выглядит лучше. Прокашлявшись, чтобы прочистить горло, я начинаю задавать больше вопросов. Обычно я так делаю, когда нервничаю. Лучшая часть? Он отвечает.
Его первая связь произошла в девятнадцать. Придвигаясь ко мне ближе, он спрашивает, чем я занималась в девятнадцать. Я рассказываю ему, что училась на втором курсе колледжа, работала на двух работах — работа-учеба в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе в течение недели и кейтеринг по выходным.
Эта улыбка поражает меня. У меня внутри всё трепещет.
— Что за кейтеринг?
— Я помогала своей соседке с её бизнесом по продаже пупусас.
Улыбка становится шире, Генри наклоняет голову набок, ожидая, что я продолжу.
— Мы ходили на вечеринки по случаю дня рождения, — уточняю я. — Накрывали наш навес и стол со всеми орчатами и пупусасами, какие только можно пожелать. Это помогло оплатить учебу.
Обычно я не такая откровенная, но в нем есть что-то такое, от чего чувствуешь себя
— Это и было моей целью — получить высшее образование. Никто в моей семье не учился в колледже.
Он поворачивается ко мне всем телом. Часть полотенца спадает, обнажая мускулистое бедро.
— Это определенно то, чем можно гордиться, — говорит он.
Я не улыбаюсь ему, но мне хочется улыбнуться.
— Тот, кого я упоминала? В то время мы были помолвлены.
Это застает его врасплох.
— Помолвлены? — его взгляд падает на мою левую руку, вероятно, перепроверяя, нет ли там кольца.
— Я
В середине его лба появляется небольшая складка.
Когда я встречаюсь с ним взглядом, я вижу неподдельное любопытство.
— Я разорвала помолвку около двух лет назад, — добавляю я.
Он, должно быть, замечает, как меняется выражение моего лица, возможно, и тон тоже, потому что больше ничего не говорит. Мы едим в тишине, и проходит некоторое время, прежде чем он спрашивает:
— Хочешь поговорить об этом?
— Не совсем, — я не хочу вдаваться в подробности. Я не хочу тратить то немногое время, что у меня есть с Генри, ни на что другое, кроме него. — Я скажу, что он оказался худшим типом мудака.
— Ах.
— Да. Хотя я должна была догадаться. Я имею в виду, он из Бостона.
Генри по-совиному моргает, смотря на меня.
— Поверь мне, все их спортивные команды — отстой, — я пытаюсь обратить это в шутку, но у меня во рту становится противно, и я облизываю губы, чтобы стереть это ощущение.
Мы оба одновременно тянемся к тарелке с фруктами, неловко извиняемся и ждем, пока другой возьмет первый.
— А как насчет…
— Что ты…
Конечно же, мы начинаем говорить одновременно.
— Пожалуйста, сначала ты, — настаивает он.
— Я собиралась спросить про тебя.
Он вопросительно поднимает бровь.
— У меня было два партнера, — пожимаю плечами. — А как насчет тебя?
Он откидывается назад, опираясь на локоть, полотенце немного спадает, почти ничего не скрывая. Но я не позволяю своему взгляду блуждать. Ладно, может быть, немного.
— Ну, давай посмотрим…
Я ковыряю картошку фри, пока жду, когда он скажет мне число. Не то чтобы это имело значение, но мне очень любопытно.
— Слишком много. Некоторые идентифицировали себя как женщины, другие как мужчины, и небинарные персоны. И, э-э, есть некоторые, о которых я так и не удосужился спросить.
Я никогда не сомневалась, что их было много. Не думала, что это будет беспокоить меня так сильно. Я отгоняю эту мысль. Генри выглядит так, словно ждет от меня комментария, поэтому я спрашиваю:
— Какие отношения были самыми долгими?
В его глазах мелькает удивление. Возможно, мне не следовало спрашивать об этом.
— Самыми долгими были…один год. Он порвал со мной, потому что я переехал в Лос-Анджелес, а он не хотел отношений на расстоянии.
— Мне очень жаль.
— Мне тоже.
— Тебе бы хотелось, чтобы всё было по-другому?
— Тогда хотелось бы. Даже подумывал о том, чтобы не переезжать, — наступает пауза, когда он садится. — Он попросил меня остаться в Лондоне.
— Ох.
Генри надолго замолкает. В конце концов, он вытирает рот салфеткой.
— Я выбрал свою карьеру.
В его тоне есть что-то, чего я не могу определить. Я все равно киваю, но больше вопросов не задаю. Он уважал мою потребность держать некоторые вещи при себе; я могу сделать то же самое для него.
— Хотя мой агент… — он медленно выдыхает и долю секунды смотрит на меня из-под ресниц. Я не готова к боли в его глазах. — Она считала, что для меня будет лучше, если…если люди будут думать, что я натурал.
Он выдерживает мой взгляд, затем отводит глаза.