Когда титаны ступали по Земле: биография Led Zeppelin

Однако эту его сторону едва ли видел кто-то еще. Поддерживаемый роуди, готовыми «впустить пар» по его команде, заправленный до негодности в бесконечных попытках «проветриться» после шоу, на гастролях Бонэм был беспощаден и неодолим. «Бонзо любил надраться, это правда, — говорил Пейдж. — Но дело в том, что он всегда играл. И правда, можно было почувствовать энергию, исходившую от него. После трех часов такого просто невозможно сойти со сцены и выключить это, словно завернув кран. Необходимо время, чтобы успокоиться, возможно, поэтому он и не спал ночами. Это очевидно, если связать с музыкой. У него также было очень, очень сильное чувство ответственности перед семьей. Если вы слышите, как Бонзо бушевал на гастролях или еще что-нибудь такое, в реальности он отчаянно скучал по дому, и этот факт и есть ключ ко всему. Он не любил ложиться спать, пока не рассветало. На самом деле он порой был просто... одиноким, думаю. Он правда жутко скучал по своей семье».

Теперь, однако, Бонзо начал ссориться с группой. Крис Уэлч вспоминает, как «Роберт дразнил Джона, предлагая ему банан в конце соло и называя его Кинг-Конгом. В результате Джон взрывался, пуская в ход кулаки». По словам другого инсайдера, отношения между Плантом и Бонзо так ухудшились, что Грант в конце концов усадил Роберта и сказал ему: «Это должно прекратиться. Либо ты, либо Бонэм, и прямо сейчас не похоже, чтобы выбор пал на тебя». Плант прекратил дразнить Бонзо, по крайней мере в лицо. «Он не делал этого и при мне, — сказал мне однажды Джимми. — Или мне бы пришлось сказать ему проваливать».

Плант признавал, что в их отношениях были взлеты и падения. «Мы гневались друг на друга, — рассказал он мне в 2005 году. — [Но] у нас, меня и Бонзо, был запас прочности на многие годы вперед, к которому мы могли вернуться вместе. Даже хотя потом мы стали сами по себе, мы по-прежнему жили, словно в шести милях друг от друга. Время шло, мы отдалялись. Ведь Бонзо был поглощен своим скотом и фермой, а я все еще был среди того, что сам называл хипповством, — захватов разрушенных домов с кучкой скитальцев, только что вернувшихся из Афганистана, полных грузовиков травки, знаете, клевых вещей, — и постройки своеобразного сельского рая. Но мы всегда умудрялись встречаться. Были футбольные матчи, в которых мой паб играл против его паба. У меня все еще есть где-то видеозаписи этого. Моим пабом был The Queen’s Head, а его паб назывался The New Inn. Звездой The New Inn был левый крайний нападающий, однорукий парень, который выигрывал вбрасывание. А если я играл за The Wolves в каком-нибудь благотворительном матче, Бонзо появлялся там и дразнился».

На гастролях летом 1973 года идея сделать полнометражный «концертный фильм», о которой они подумывали с того момента, как решили не показываться на телевидении, снова появилась на повестке дня. Грант, не склонный входить в мир, где у него практически не было опыта, всегда отвергал ее. Теперь, когда тур подошел к своей кульминации, он уступил. 14 июля, менее чем за две недели до конца гастролей, он позвонил Джо Массоту, с которым познакомился, когда тот снимал группу на фестивале в Бате в 1970 году, и приказал ему «тащить свою задницу сюда». Массот, как полагается, прибыл с поспешно собранной командой как раз на последнюю неделю концертов в Балтиморе, Питтсбурге и Бостоне, где снял несколько сцен за кулисами, прежде чем приехать в Нью-Йорк на заключительные шоу тура — состоявшего из тридцати трех выступлений, — которые прошли 27, 28 и 29 июля в Мэдисон-Сквер-Гарден. Массот с командой заснял первые два представления. Отснятый в Бате в 1970 году материал был темным и непригодным к использованию. На этот раз Массот был настроен запечатлеть группу во всей их новообретенной, многоцветной славе.

«К тому времени, как мы добрались до Гардена, — рассказал Роберт, — все обернулось совершенно другой стороной. Тогда это вызывало восхищение, и чувство свободы, исходившее от всего этого, было потрясающим. Мы были музыкантами-пиратами и готовы были попробовать все, и для меня Мэдисон-Сквер-Гарден стал судьбоносным моментом. До того времени я не думал, что когда-либо смогу вообразить что-то вроде этого, ведь там так много энергии циркулировало между нами и зрителями. Это было как исполнение мечты, о существовании которой ты даже не догадывался. После я подумал: теперь мы знаем, что случилось с Джуди Гарленд!»