Когда титаны ступали по Земле: биография Led Zeppelin

Как обычно, настоящим плохим парнем в туре был Джон Бонэм. Поначалу это было забавно. Хотя ему и запретили водить машину в Британии, где он был пойман за превышение скорости «под воздействием», в Техасе он купил за 18000 долларов подогнанный под себя Корвет Stingray 1966 года (и часами сидел в нем с Китом Муном, ставшим резидентом и постоянным буяном Лос-Анджелеса, — вдвоем они просто дразнили двигатель, газуя). Джон также купил своему девятилетнему сыну миниатюрную ударную установку Ludwig, на которой учил его играть. «Не то чтобы он сильно хотел привести меня в музыкальный бизнес, — сказал мне Джейсон в интервью в 1990-ом. — Я думаю, он больше был заинтересован в том, чтобы я понял, что же он делал со своей жизнью. Он, бывало, получал удовольствие, наблюдая, как я постукиваю. Вроде “Вот он, мой мальчик!”» Плант рассказывал мне, что одним из его любимых воспоминаний было то, как Бонэм «стоял над Джейсоном с его маленькой ударной установкой, расположенной рядом с музыкальным автоматом. На Бонзо были узкие брюки и сиреневый пиджак, и он подбадривал ученика, сидевшего с высунутым языком, криками «Давай!» Бонзо показывал ему The Isley Brothers, пока Джейсон не начинал стучать правильно». В статье того времени в журнале Melody Maker Бонэм выражал сомнения, что Джейсон пойдет по стопам отца. «Его невозможно ничему научить, — жаловался папа. — У него ужасный характер».

Однако на протяжении тура он был семейным человеком, полным смятения, и все сильнее демонстрировал свой дурной нрав, снова превращаясь в Зверя. Одетый в комбинезон подобно

другу

из «Заводного апельсина», с котелком на голове, Бонэм вел себя соответствующе, и зрители уже не забавлялись, а начинали испытывать раздражение. Теперь сопутствующие туру требования группы были разработаны до мельчайших деталей: Джимми настаивал, чтобы в его номере всегда, вне зависимости от времени дня и ночи, были задернуты шторы, свет давали бы черные ароматизированные свечи, а холодильник был заполнен выдержанным шампанским Dom Perignon. Другие члены группы отдавали предпочтение определенным восточным коврам, висящим на стенах, роялям, и, в случае с Бонзо, полноразмерному бильярдному столу. Ничто другое не волновало все сильнее терявшего ориентиры ударника — остальное, в большинстве случаев, вышвыривалось из окна. Он даже попытался разбить рояль на куски, достаточно маленькие для того, чтобы их можно было выбросить из окна его номера в Лос-Анджелесе. Слухи разлетелись, и в The New York Plaza теперь требовали депозит в десять тысяч долларов, перед тем как разрешить Бонзо хотя бы заселиться. Во время полета в Лос-Анджелес, пока у Планта был приступ гриппа, пьяный Бонзо испугал даже Коула с Грантом, которым пришлось сдерживать его, когда он попытался заставить одну из хорошеньких стюардесс Звездолета заняться с ним сексом. По пути в Детройт он выхватил стаканы из-под носа у испуганного представителя Atlantic Records и разломал их руками, размолов осколки о пол, затем встал и спокойно прошел в заднюю часть самолета. Однако в один из вечеров он понес заслуженное наказание, когда по пьяни напоролся на одного из охранников в The Rainbow — эксперта по карате, который своим ответом отправил его в госпиталь на остаток ночи. Не усвоив урок, Бонзо хотел подать в суд, но Джи разубедил его, чувствуя, что это может дать почву для большого числа исков от тех, кто пострадал от рук Зверя за все прошедшие годы.

«Это был алкоголь, — сказал Бив Биван. — Чем дольше длились туры, тем больше он пил». Имея жену, ожидавшую их второго ребенка — дочь Зои, — Бонэм не бывал дома чаще, чем когда-либо, и был склонен выплескивать свое недовольство на любого ничего не подозревающего незнакомца. «В этом нет никаких сомнений, — позже сказал мне Мак Пул, — успех только подпитал болезнь — ведь у него не было никаких тормозов, ничто не могло оттащить его от выпивки и всего прочего. И он не обладал самодисциплиной. К сожалению, Джон позволил выпивке и легкомыслию захватить свою жизнь».