Когда ты вернешься ко мне

– Я да. Он стеснительный спортсмен, собирающийся продолжить свою звездную карьеру в НФЛ в ущерб своей личной жизни. А я хоть и открытый гей, но психически неуравновешенный миллиардер, который покинет страну в ту же секунду, как диплом окажется в моих потных ладошках. В какой вселенной у нас может что-то получиться?

– Вся эта хрень ни черта не значит. Если вы друг другу не безразличны, то поймете это.

– Как будто все так просто, – пробурчал я. – И вообще, с чего ты вдруг стал экспертом в вопросе секса, а? Потому что Шайло Баррера регулярно тусуется с нами в Хижине? Вы двое прошлым вечером смотрелись довольно мило.

Ронан промолчал.

Я тяжело вздохнул.

– Так оно у нас и происходит. Ты держишь свою личную жизнь в секрете, пока я выворачиваю свои кишки тебе на колени.

Мы вышли в коридор, где нам пришлось разойтись по разным классам. Он шагнул ближе и навис надо мной. Не человек, а зверь.

– Все это? – Он покрутил пальцем в воздухе, имея в виду всю школу. – Ничего не значащая мишура. Чушь собачья. Если ты чего-то хочешь, то должен за это бороться.

– К сожалению, это должна быть битва для двоих. Для него, – я постучал пальцем по виску, – и для меня.

– Мистер Венц. – Утренний воздух прорезал голос заместителя директора Чаудера. – В мой кабинет. Сейчас же.

Я склонил голову набок.

– Опять? Ты там аренду платишь?

Он пожал плечами.

– Как я уже сказал. Все это чушь.

Чаудер прокашлялся.

– Венц!

Ронан последовал за Чаудером навстречу своей судьбе. Вероятно, очередному отстранению от занятий, я же отсалютовал ему и напел прощальный марш, а затем направился на английский.

В классе мисс Уоткинс прогуливалась между рядами, возвращая наши эссе-автобиографии. Нам было поручено написать рассказ от первого лица о самом несчастном дне нашей жизни. Я подумывал о том, чтобы притащить свой чемодан с дневниками и бросить их мисс Уоткинс на стол, но я не хвастун.

Я написал о Рождестве и своем походе в Хижину, но в абстрактных терминах. Разделил себя на двух персонажей: реального и того, который существовал как плод воображения другого. Два человека, один брел по снегу к озеру, другой под дождем вдоль пляжа. Один боролся с физическими проявлениями ПТСР. Другой напился до бесчувствия. Все закончилось тем, что оба персонажа наконец-то впервые встретились в отражении зеркала в ванной.

Не очень похоже на «День, когда умер мой хомяк», но в этом весь я.

– В целом, я очень довольна вашей работой, – сообщила мисс Уоткинс классу. – Все вы доказали, что такого понятия, как обычная жизнь, не существует. – Она остановилась передо мной, где я ссутулился в последнем ряду в самом углу. – Мне импонирует твоя честность. Я ею, признаться, польщена.

Она встретилась со мной теплым взглядом и с непроницаемым выражением лица положила мне на стол эссе, а затем отошла. Я перевернул его. Вместо оценки сверху был аккуратный почерк мисс Уоткинс.

Останься после занятия.

С моих губ сорвалось тихое проклятие, но, по правде говоря, увидев эти слова, я испытал те же чувства, как когда на Рождество открыл дверь своего гостевого дома и на пороге увидел Беатрис. Может быть, произойдет что-то хорошее, если позволить.

– Спасибо, что остался, – сказала мне мисс Уоткинс, когда урок закончился. Она присела передо мной на край стола. – Я хотела поговорить с тобой о твоем эссе.

– Вы не поставили мне оценку. Я криво строю предложения?

– Не совсем. – Она взяла эссе и наугад ткнула в предложение. – В его глазах – мемуары алкоголика, лишенного мудрости опуститься на самое дно. Он продолжает падать. – Она положила листки себе на колени. – Это повествование от третьего лица, но все еще от тебя. Разве нет?

– Некоторые имена и места были изменены, чтобы укрыть виновных.

Она мягко улыбнулась.

– Возможно, ты приписываешь боль этим персонажам вместо того, чтобы взять ее на себя?

Я поерзал на стуле.

– Возможно.

Мисс Уоткинс сложила руки на коленях.

– Холден, эта история прекрасна, печальна и, честно говоря, немного меня тревожит. Я должна спросить… где твои родители?

– В Сиэтле. Я живу со своими тетей и дядей. Они милые. Скучные и наивные, но милые.

– У вас есть консультант? Психотерапевт?

Я закатил глаза и начал собирать свои вещи, мысленно захлопывая дверь у нее перед носом. Уоткинс была умной и доброй, но по своей сути еще один взрослый, который хочет сбагрить ответственность за меня очередному специалисту.

Как старые добрые мама и папа.

– У меня своя терапия. Вы держите ее в руках. – Я протянул ладонь. – Мне поставят оценку или нет?

Мисс Уоткинс вздохнула и вернула мне бумаги.

– Ты на несколько световых лет старше этого класса, Холден, и, вероятно, любого другого класса в этой школе. Но я беспокоюсь о тебе. Совершенно очевидно, что ты пережил что-то ужасное.