Когда умирает король

Из окна тянет подозрительным холодком. Тринадцать градусов тепла. Серьезно?! Финское лето, конечно, богато температурными сюрпризами, но тринадцать градусов в июле — это на грани добра и зла. Саана выуживает из одежной стопки на стуле шерстяной свитер.

— Плохой погоды не бывает, нужно лишь отнестись ко всему философски, — изрекла тетя в ответ на Саанино бурчание в адрес холодов. Это было, когда та только приехала. Затем Инкери куда-то отошла, чем-то пошуршала и вернулась в обнимку с белым шерстяным свитером. Воротничок и плечи были украшены яркой вышивкой, что очень напоминало ожерелье. — Это я привезла твоей маме из Исландии, — пояснила тетя, и Саана тут же натянула свитер на себя. Он оказался настолько восхитительным, что Саана уже тогда, в июне, начала планировать его осеннее похищение.

Взгляд падает на телефон — тот молчит. Проведенная с Яном ночь то и дело всплывает в памяти, вызывая приятные мурашки. Нужно срочно что-то придумать, иначе мозг просто зациклится на всем этом.

Решено: Саана отправляется в центр. Она спускается по лестнице, пересекает двор и седлает велосипед.

Холодный ветер так и норовит пробраться под свитер через маленькие дырочки между петлями, но ему все равно не победить. Колеса велосипеда шумно соприкасаются с камушками, Саана чувствует непривычную летнюю прохладу. Неплохо бы прокатиться до усадьбы. Хотя те заигрывания с Лео уверенности не прибавляют. Кроме того, Саану не покидает ощущение, будто приехать в усадьбу — это почти ступить на территорию Лео, войти в его историю. С другой стороны, казалось, мужчина сильно воодушевился, узнав о том, что дело Хелены заинтересовало кого-то из приезжих. Интересно, Лео с кем-нибудь встречается? Подумав об этом, Саана тут же замечает, как по телу проходит волна жара. Невольно вспоминается ночь с Яном. Начиная с этого момента она сконцентрируется на мыслях о нем одном.

Спустя какое-то время Саана наблюдает за тем, как Лео укладывает на одноразовую тарелочку вчерашние, слегка подсохшие венские булочки. Она машет на пристроившуюся на сливочнике муху, и та лениво делает одолжение, отодвигаясь на пару сантиметров. Саана и Лео устроились в хорошо знакомой подсобке музея, что в одном из дворовых строений. Комната трещит по швам от количества вещей, однако некоторая хаотичность придает ей изюминку и создает уют. Саана решает помолчать, дав слово тишине. Ей интересно, как поведет себя Лео.

— Это, кстати, принадлежало фон Райхманну, — сообщает Лео так, словно вдруг придумал, чем именно можно нарушить воцарившееся безмолвие. Саана смотрит на указанную вещицу — висящий на стене изрядно запылившийся череп оленя.

— Очень популярный в Германии предмет декора, — говорит Лео и кивком намекает Саане на булочку.

Подсохшие десерты Лео — наиболее обидный источник лишних калорий для Сааны, особенно если вспомнить тетину высокую кухню, но сейчас важно проявить вежливость и согласиться. Это сразу устранит неловкость, поднимет всем настроение и подготовит почву для обстоятельной беседы. На булочке снизу что-то липкое. Саана облизывает кончик пальца и ждет. Минуты протекают в полнейшей тишине. Саана вынимает чайный пакетик из воды и принимается крошить маленький картонный квадратик на другом конце нитки.

Это самые долгие пятнадцать минут в жизни Сааны. Не произнесено ни слова.

На обратном пути Саана останавливается у кладбища. Она оглядывает могилу Хелены, как вдруг в поле зрения попадает идущая мимо старушка.

— Такая молоденькая, такая невинная — и ту забрал порог, — причитает старушка, и Саана придвигается к ней вплотную.

— Простите, что? Кто забрал? — спрашивает она, глядя старушке прямо в глаза, подернутые пеленой катаракты.

— Всего хорошего, — произносит старушка, смотря сквозь Саану, куда-то вдаль. Кажется, она не помнит, что сказала секунду назад. Неспешно бредет дальше. «Порог». Старушка говорила о пороге. Саана наблюдает за неуверенной старческой поступью, после чего наклоняется к надгробию Хелены. Ее внимание что-то привлекло. Рядом с могилой лежит камешек, испещренный углублениями наподобие чаш.

За спиной буквально из ниоткуда вырастает пастор.

— Снова вы, — говорит он без особой радости в голосе.

Священник оглядывает Саану, скрючившуюся у могилы Хелены. Саана пожимает плечами. Есть в этом мужчине что-то отталкивающее.

— Хелена с детства активно участвовала в жизни прихода, — сообщает Форс, раскачиваясь с пятки на носок. — Она красиво пела, — говорит он и наклоняется к надгробию. — Неисповедимы пути Господни, раз он забирает к себе кого-то настолько юного, — продолжает пастор, а Саана внимательно наблюдает за его поведением. Ищет на его лице намек на тоску или скорбь.

— Мне пора, — говорит Саана и покидает кладбище почти бегом, не давая пастору возможности сказать или спросить о чем-то еще.

Если тетино замечание справедливо, значит, Форс тогда проследил за Сааной до самого дома. Если ему не терпелось узнать, где она живет, — что ж, теперь знает. Но что именно дает ему это знание?