— Благодарю, — сказала она, приняв бутылку из рук парня. Больше Хелена ничего ему не сказала, скованная жадными взглядами со стороны.
Прихлебывая противное теплое пиво, Хелена издалека посматривала на парня, бредущего к своим шершням. Самая красивая и популярная из вожатых пила сидр, зажав пальцами нос, и делала вид, что ее сейчас вырвет. Издав несколько смешных звуков, она встряхнула своей шикарной рыжей гривой, самодовольно оглянулась по сторонам и надула губки.
Казалось, девушка сознательно играла на публику. Просто ее игра была более зрелой, нежели у остальных. В итоге своего она добилась, и вечером внимание буквально обрушилось на нее.
Внезапно случилось ужасное. Они попались. Каждый. Хелена с упавшим сердцем видела, как из темноты выплыл стройный силуэт их пастора. От страха она буквально приросла к месту и уже приготовилась выслушивать нотации. Вы, мол, пьяницы и раздолбаи. Грешники. Однако ничего подобного не произошло.
Спиртное молниеносно скрылось за спинами «грешников», сигареты полетели в костер. Лишь рыжеволосая девушка заливисто хохотала, откинув голову назад и крепко вцепившись в горлышко бутылки из-под сидра. Хелене было известно, какая слава у этой девушки. Что ничего толкового из нее не выйдет, потому что папа — беспросветный алкаш.
— И что же предстало пред моими старыми очами, — иронично начал пастор, и все затаили дыхание. — То, что тут умеют веселиться. Это хорошо! Веселье — часть взросления, — сообщил он, ко всеобщему удивлению, и направился прямиком к костру и рыженькой вожатой. — А вот тебе уже пора на боковую, — сказал он и решительно взял девушку за плечо. Та хотела было вырваться, но перевела взгляд на того, кто в нее вцепился, и пьяно заулыбалась. Похоже, пронесло.
Пастор с девушкой ушли, а остальные спокойно продолжили веселиться у костра.
Хелена задумалась о священнике, красивом мужчине, по которому вздыхали все девчонки. Он то и дело веселил молодежь, а в своем черном поло был похож на кинозвезду. Получается, пастор и впрямь относился к девушкам-вожатым как к взрослым? Мужчине было где-то около тридцати. Наблюдая за тем, как рыженькая повисла на его руке, Хелена заметила, что смотрит не одна: еще одна пара глаз сосредоточенно провожала взглядом тех двоих. Парень.
Сойдясь мыслями, поняв друг друга без слов, они оставили компанию веселящихся товарищей и осторожно последовали за пастором и девушкой. Обогнули парочку домиков, где все жили на время лагеря. Двухэтажные кровати, крохотные комнатушки. Прошли мимо высоченной сосны, флагштока и беседки с мангалом, пока не очутились у самого леса. И там, оставаясь в тени, они увидели, как пастор прижал пьяную девушку к стволу дерева. Они увидели, как пастор касался шеи девушки — и ее грудь ходила ходуном от волнения.
Телефонный звонок застает Яна на полпути к машине. Отец. Он сообщает именно то, чего Ян больше всего опасался и втайне ожидал. Только что умерла мама. Покинула их, уснула вечным сном.
Отец какое-то время просто молчит. Ян открывает дверь и обессиленно падает на сиденье водителя. Небо заволокло серостью — самое то для такой новости, кажется Яну. Он даже не пытается представить себе, каково сейчас отцу. Такое горе. Но у отца было время морально подготовиться. У Яна оно тоже было. С мамой он в последний раз виделся четыре дня назад, а до того — почти каждый день на протяжении всего лета. Ни одна встреча не обходилась без теплых объятий, они будто заранее прощались. Поэтапно. Однако пока мама была жива, они всеми способами избегали мыслей о неизбежном, мыслей о смерти. До самого конца в них теплилась надежда.
— Наблюдать воочию чью-то смерть, сидеть рядом — словами не передать, каково это, — неожиданно для Яна произносит отец. — Она не мучилась, приступов тоже не было. Просто уснула — и все.
Ян вставляет ключ в замок зажигания, но отчетливо осознает, что в таком состоянии вести не сможет.
— Ночью я кое-что понял. Что все это — естественный ход вещей. Смерть — естественна. Просто сначала человек — вот он, а потом его больше нет, — говорит отец. — Сразу понимаешь, как ты незначителен. Я вдруг увидел весь путь до конца — и стало так спокойно на душе, — продолжает он и замолкает. Ян не знает, что сказать. Отец поделился откровением. Они молча дышат в трубку.
— Я больше не страшусь конца, — добавляет отец.
Ян пообещал себе взять отпуск, когда дело будет раскрыто. Отпуск для скорби, которую Ян отважится выплеснуть. Мама болела очень долго, и теперь в голове у Яна воцарилась своеобразная ясность, он ощутил покой. Больше маму не мучают приступы боли, не изводит ожидание. Они успели наговориться с ней, погоревать и поразмышлять.