Пока барон говорил, они прогуливались по коридорам и комнатам усадьбы. Великолепное внутреннее убранство огромного дома лишь подогревало любопытство Хелены, а мужчина уводил ее все дальше, в гостиную — или зал, как назвал гостиную сам барон. Комната поражала воображение своей небесной глубиной, в ней все было выполнено в синих тонах: плотные бархатные портьеры, стены.
На одной из стен висело внушительное полотно в золотой раме. Оно изображало сцену, разыгравшуюся вблизи чернеющего водоема. Талантливо написанная почти обнаженная девушка была в воде. Хелена наклонила голову, ее взор был захвачен этой картиной. Чуть дальше из воды поднимался широкоплечий мужчина в меховой накидке и с костяной короной на голове. Словно речной бог. Хелена перевела взгляд с полотна на барона. Она не понимала, как вести себя в такой обстановке. Ей нужно сесть за стол или опуститься на диван? Чего от нее ждут? Барон внимательно посмотрел на девушку. Хелену прошиб холодный пот при мысли о том, что он сейчас спросит что-то о картине или вообще об искусстве. Нет, ей, конечно, нравилось разглядывать рисунки и прочее, но навскидку она бы припомнила лишь парочку имен известных художников. Пикассо да Галлен-Каллела[46]
— вот, пожалуй, и все.— О чем ты думаешь, глядя на эту картину? — спросил мужчина, оправдав все страхи Хелены, и жестом пригласил ее сесть на один из кроваво-красных диванчиков в стиле рококо.
— Не знаю, — растерянно ответила Хелена. — Я плохо разбираюсь в искусстве, — с горечью прибавила она.
— Нет необходимости разбираться в искусстве, чтобы наслаждаться им. Красота субъективна. Впечатления тоже субъективны, — произнес мужчина, пытаясь обнадежить робкую Хелену.
— Хмм, — задумалась Хелена и вновь посмотрела на картину, но уже с диванчика. Никто и никогда раньше не говорил ей, что искусством можно просто наслаждаться. В школе мало что ценилось выше зубрежки имен и дат.
— Глядя на нее, я думаю о власти, о силе. Почему девушка выглядит такой расстроенной, когда рядом с ней мужчина, похожий на короля или бога? Стало быть, она напугана, — сказала Хелена. Слова давались ей с трудом, взгляд не хотелось отводить от картины. Барон одобрительно кивал, стоя подле девушки.
— Król wody, — сказал он. — Это картина по мотивам польской народной сказки о Короле воды.
Хелена снова взглянула на полотно. У нее никак не получалось проникнуться к этому строптивому мужчине с костяной короной хоть какой-то симпатией. Его лицо поглотил туман над водой.
Барон ненадолго скрылся на кухне, откуда вышел с огромным серебряным подносом в руках. На подносе красовались ягоды, привезенные Хеленой, а также свежий ароматный хлеб и кусочки сыра с белой плесенью.
— Угощайся, пожалуйста, — любезно сказал барон. — Могу приготовить омлет, если хочешь.
— Спасибо, но я уже позавтракала, — тихо произнесла Хелена, однако не удержалась от одной из клубничек, которые сама же в усадьбу и привезла. «Нужно проявить вежливость по отношению к хозяину и принять угощение», — эхом пронеслись в голове слова матери, но что-то в поведении и манерах барона бросало вызов приличиям, толкало на опрометчивые поступки. Хелена испытала какое-то странное удовольствие, отказавшись от завтрака, с чем себя и поздравила.
— Не надоела еще клубника? — спросил барон.
— Никогда не надоест, — рассмеялась Хелена; теперь она держалась посмелее, разомлев от чужого внимания. От внимательного взгляда барона, от его странных вопросов и от того, что аристократ обращался с ней как с ровней.
Когда они обошли зал и остановились перед очередным внушительным полотном, Хелена почувствовала на своей пояснице почти невесомое прикосновение мужской руки. Он прощупывает границы дозволенного? В семье Тойвио было не принято обниматься, поэтому чужое касание, даже такое легкое, казалось необычным — неловким и волнующим одновременно. Хелена опять подумала о причудливых европейских манерах и позволила руке барона остаться на месте. Она и так перешла все границы в тот момент, когда в одиночестве переступила порог дома совершенно незнакомого мужчины. Снаружи все так же припекало солнце и все шло по-прежнему, но мир Хелены буквально перевернулся с ног на голову. Они с бароном беседовали до самого вечера.
Маму, сидящую в инвалидном кресле, они отвозят в тот самый лес, что по соседству с летним домиком. Ян и отец неотрывно наблюдают за ней, завороженно глядящей на деревья и небо. Мама бережно, поглаживая, касается коры вековой сосны. Она вслушивается в созвучие голосков дрозда, трясогузки и зяблика, принюхивается к ароматам воздуха, дышащего землей и следами дождя. Ян не может не думать о том, каково это — видеть белку в последний раз. Становится ли от этого ее шерстка более красочной и мягкой на вид? Неужели вот эта белка станет последним животным, увиденным мамой в жизни? Подобные вопросы сводят Яна с ума. К горлу уже подкатывает комок. Вдалеке кукует кукушка. Мама слушает мир сосредоточенно, не смея шелохнуться, оставляя природе свое безмолвное прощание.