Сидевший на диване Филиппов, глядя на земляка, невольно задумался о родном городе, о том, что дома ему предстоит выяснение отношений с женой. Кстати, вернется он незадолго до ее дня рождения. Дата хотя и не круглая, но в семье было принято ежегодно отмечать дни рождения каждого. Повод хороший. И ради установления мира разумно будет достать портрет жены из-за сейфа и в торжественной обстановке вручить его Катерине, а потом повесить на стене в зале, рядом со своим.
«Что же, это прекрасный повод для примирения. И хорошо, что она не впустила меня в квартиру той ночью: портрет бы уже висел, а другой подарок, равноценный этому, было даже трудно представить. Пожалуй, так и поступлю, как наметил», — решил Филиппов.
Из раздумий Владимира вывел присевший рядом с ним Першев. Он поинтересовался первым делом, о чем задумался Филиппов, а узнав, что Владимир собирается уходить, попросил его немного повременить:
— Вопрос москвича будет решен, срубы он получит, а в знак благодарности он сейчас принесет бурдюк настоящего грузинского вина — чачи.
— Я знаю, что такое чача, — усмехнулся в ответ Владимир и рассказал, как однажды вместе с проректором сельхозинститута, своим другом, пил эту чачу и понял: это крепчайший самогон, градусов под шестьдесят. А под конец, внимательно посмотрев на заворга, заметил: — А ты что-то очень смело заявляешь насчет получения машины. Не боишься опростоволоситься?
— У нас есть один канал. Он вроде действует. В крайнем случае попрошу тебя. Надеюсь, что не откажешь и замолвишь доброе слово в поддержку.
— Придется. Но лучше не делать подобных заявлений. Сам понимаешь, это не срубы для бани, которые идут в столицу постоянным потоком.
— Я согласен с тобой, — смутился Першев, но увидев москвича с бурдюком, миролюбиво добавил: — Не сердись, давай понемногу, и на этом закончим.
К сожалению, вырваться из компании быстро не удалось, и тогда, уже не желая больше пить, Владимир ушел по-английски и сразу отправился к Алене.
Стукнув в ее дверь несколько раз, прислушался: никакого отклика.
«Может, она на прогулке?» — засомневался Владимир и снова постучал, но уже более энергично.
Послышались шаги, и дверь открылась.
— Ну ты даешь! — сразу недовольно начала Алена, запахнувшись в халатик. Она внимательно всмотрелась в его лицо, про себя отметив, что лихорадочного блеска в глазах у него нет, значит, не перебрал, но все-таки с укором высказала: — Сам гуляешь, а про меня забыл?
— Не злись. Отказываться от участия в таких встречах у нас не принято. Кстати, ты как — пойдешь на проводы «невесты» Анзора или нет? Ведь он приглашал нас обоих.
— Я — никак. Один пойдешь, — обиженно ответила Алена. — Там медсестер будет в достатке. Не соскучишься, кого-нибудь найдешь. Типа этой Наташи. Тебе ведь нравятся такие!
— Чем ругаться, включи-ка лучше чайник, — раздеваясь, миролюбиво сказал Филиппов.
Бросив одежду в кресло, он хотел было поцеловать Алену, но она резко вывернулась у него из-под рук, фыркнув:
— Выглядишь вроде не пьяным, но самогонкой от тебя разит, как из бочки. До чего дошли: самогонку пить начали.
— Это не самогонка, а грузинская чача, — оправдывался Филиппов и тут же лицом уткнулся ей в шею пониже уха.
Утром, до завтрака, Филиппов отправился в бассейн. Пройдя все профилактические кабины, он вдоволь наплавался и через некоторое время, бодрый и посвежевший, вошел в столовую. Вскоре появилась и Алена вместе с Аллой Григорьевной.
Выяснив, чем Алена будет заниматься после завтрака, Владимир не стал ее дожидаться, а, быстро собравшись, отправился в город за овощами и фруктами, но главное, для того, чтобы подкупить кое-что из кавказских сладостей для дома, особенно для Маринки. Потом он планировал зайти на почту и в очередной раз позвонить семье.
Неторопливо побродив по магазинам и базару, он приобрел все, что хотел, и с волнением зашел на почту, сдал уже оплаченный талон за предстоящий разговор и стал ожидать, в какую кабину его пригласят к телефону.
Представляя свой разговор с Катериной, он не заметил, что прошло уже немало времени, и обрадовался, когда услышал свою фамилию и номер кабины, в которую ему следовало зайти.
Владимир быстро снял трубку и услышал голос дочери, чему был искренне рад, потому что с Катериной легкой беседы могло и не получиться.
— Здравствуй, папа! Я по тебе соскучилась! Письмо с открыткой вашего санатория получили. Приезжай скорее! — радостно говорила Маринка и вдруг запнулась: — А у нас мама в больнице, — с дрожью в голосе вдруг сообщила она.
— Что с ней? — спросил Владимир и почувствовал, как екнуло его сердце.
— У нее бронхит в острой форме. Температуру сбили, и сейчас ей уже полегче, — затараторила дочь, стараясь успокоить его.
— Как ты там одна? — поинтересовался расстроенный Владимир и сразу стал думать об отъезде из санатория, хотя бы на день-другой пораньше.
— Ничего, справляюсь. Мне помогают бабушка и мамина двоюродная сестра. Мы ждем тебя. Не забудь, что у нее день рождения скоро.
— Я уже приготовил ей подарок.
— Здорово! Я скажу ей. А что за подарок?