Банкет прошел, как Владимир и предполагал, на высшем уровне. Случилось, однако, и небольшое происшествие: у Аллы Григорьевны во время танца с Владимиром сломался каблук моднющей туфельки. Пришлось им вернуться к столику и снова пить и закусывать, хотя жажду и голод Филиппов утолил давно. Выпили за хороший вечер. Потом, извиняясь перед Аллой Григорьевной, Владимир несколько раз приглашал на танец Наталью и отпустил ее, лишь когда началось самое-самое: на площадку вышла группа цыган и с чувством и жаром начала славить отъезжающую назавтра любовницу Анзора.
«Нравятся русские женщины всем, кому выпадает счастье общаться с ними. И в самом деле, — философски размышлял Владимир, — лучше наших женщин в мире нет!»<ну или ты просто других и не видел 😉> Он понимал, что эта сцена ранит, задевает за живое Аллу Григорьевну, поэтому и поспешил подойти к ней в самый грустный для нее момент вечера. И не ошибся: она сидела заметно сникшая и даже, кажется, была готова пустить слезу, но вовремя подошедший Филиппов не позволил ей этого сделать. Он быстро налил в рюмки коньяку и предложил тост:
— За русских женщин! За вас, Алла Григорьевна!
Наблюдая за происходящим, они еще некоторое время посидели, поднимая тосты и закусывая. Однако Алла Григорьевна понимала, что «обезноженной» дольше оставаться в зале ей нет никакого смысла, и, посмотрев на Владимира, попросила, чтобы он проводил ее в номер. В душе она ругала себя за то, что совершила глупость, согласившись прийти на этот вечер. К чему возвращаться в прошлое, которое уже никогда не может повториться? Сегодня она жестоко была наказана за это.
Владимир понимал, в каком состоянии находится эта сильная и самодостаточная женщина, и он ощущал чувство жалости к ней, в нем пробудилось даже желание приласкать ее, непонятно по каким причинам согласившуюся присутствовать при том, как бывший ее любовник прощается с очередной любовницей.
Когда наконец подошли к ее комнате, Алла Григорьевна устало открыла дверь и снова откровенно оценивающе посмотрела на Владимира, не скрывая своего желания найти в его душе отклик. Она нежно взяла его руку, мягко пожала ее и стала благодарить за то, что он был хорошим спутником, а потом крепко обняла и поцеловала, сказав:
— Спасибо, Владимир Алексеевич. Ты меня понимаешь, хотя и не совсем.
Прихрамывая, она вошла в номер, и Филиппов еле сдержался, чтобы не шагнуть вслед за ней, но вовремя остановился: мысли его были заняты другой, более молодой и дорогой ему женщиной.
…Владимир медленно открыл глаза и сразу почувствовал головную боль, а всего себя разбитым и усталым. Вставать, а тем более идти на завтрак, сил и желания не было, да и не хотелось показывать себя в не лучшем виде. Посмотрев в зеркало, он понял, что намерение не ходить в столовую оправданно: глаза слегка припухли, лицо помятое — одним словом, облик нездорового человека. Поэтому Филиппов без колебаний решил попросить медсестру принести ему завтрак прямо в номер.
С трудом поднявшись, он почистил зубы, умылся, проветрил комнату и в спортивном костюме лег на убранную постель, положив на голову смоченное в холодной воде полотенце.
Вскоре дежурная сестра принесла ему завтрак. Поблагодарив ее, есть Филиппов торопиться не стал, а подождал, пока она уйдет. Потом нарезал к завтраку московской колбасы, вымыл яблоко и налил себе немного «Посольской». Выпил, съел горячее — рулет с картофельным пюре, колбасу, потом выпил стакан кофе, заедая сырником. Ему стало немного лучше, но по-прежнему хотелось пить, поэтому Владимир налил воды в электрочайник и включил его.
Осмотрев себя в зеркале еще раз, Филиппов твердо решил, что вообще весь день никуда из номера не выйдет: будет лежать и смотреть телевизор, думать о предстоящем отъезде и улучшении отношений с женой. План необходимых действий по возвращении домой он уже составил, оставались лишь разные мелкие вопросы, над которыми ему следовало подумать.
Увидев, что вода закипела, он сделал заварку покруче и, пока она настаивается, отправился в ванную. Стоя под душем, Владимир по отработанной методике обливал себя, чередуя горячую и холодную воду, что всякий раз помогало ему быстрее обрести нормальное физическое состояние. И вскоре в самом деле почувствовал себя гораздо лучше. Повторив процедуру еще несколько раз, Филиппов обтерся большим полотенцем, снова надел спортивный костюм, налил целый стакан крепкого чая и, удобно устроившись в кресле и попивая вприкуску с конфетами чай, невольно задумался об Алене: почему она не зашла за ним? Может, не увидев его на завтраке, она забежит и поинтересуется, в чем дело?
Выпив чаю, Владимир почувствовал, что ему стало гораздо лучше. Однако мысли об Алене, забывшей про него, упорно не покидали его.
«Что это? — размышлял он. — Очередной бунт? Впрочем, у нее при месячных всегда скверное настроение».
В подтверждение этого ни в обед, ни после ужина Алена не проявила к нему ни малейших признаков внимания.
«Опять на что-то обиделась. Может, зайти к ней самому?» — сомневался Филиппов. И решил, что не стоит. Ее капризы начинали ему надоедать.