— На здоровье. Пусть работает. Еще неизвестно, чем все закончится. Знаем мы этих изобретателей. — И тут же взял в руки сводку и линейку, чтобы заняться тем, с чего он всегда начинал свой рабочий день — анализом сводок о работе аграрного сектора области.
— Иван Васильевич, — стараясь успеть до прихода других сотрудников, сделал новую попытку убедить шефа Филиппов, — все у Воробьева серьезно и уже запущено на полную катушку!
Славянов жестко взглянул на Владимира и не без раздражения спросил:
— Ты, что, Владимир, давишь на меня? Я же тебе русским языком сказал: пусть с твоим Воробьевым разбирается Лурин или этот городской барин Юшанин. Все! Занимайся-ка лучше театром. Готовь выступление на штабе. — И он нервно отодвинул вправо, подальше к стопке бумаг, подарок министра — ручку с золотым пером, которой он, как известно, обещал подписывать на бумагах и письмах только хорошие и добрые резолюции. Сегодня, судя по его настроению, хорошей резолюции ждать было нечего.
Владимир сунул конверт с заявлением изобретателя в карман и вышел, столкнувшись в дверях кабинета с Лесновым и Липатовым с блокнотами в руках, готовыми записывать персональные поручения председателя.
Расстроенный и раскрасневшийся, Филиппов сидел за своим столом, размышляя над тем, как же ему быть с Воробьевым дальше? Для начала он решил позвонить Лурину, с которым у него были хорошие, даже дружеские, отношения, не раз проверенные участием в регулярных шашлычниках. По «тройке» набрав знакомый номер, от секретарши он узнал, что Лурин находится на курсах повышения квалификации в столице и вернется лишь через месяц. Филиппов расстроился еще больше, понимая, что смысла обращаться к Юшанину тоже нет. Он барин, и без звонка «сверху» к нему на хромой козе не подъедешь.
И все же для очистки совести решил сделать звонок. По «тройке» снова набрав номер, он стал считать зуммеры, но долго ждать не пришлось: трубку быстро, после третьего гудка, снял сам Юшанин.
— Слушаю.
— Добрый день, Алексей Николаевич! — начал Владимир. — С вами говорит помощник председателя облисполкома Филиппов. К нам в приемную поступило письмо инвалида третьей группы.
— Войны или труда?
— Инвалид общего заболевания, — пояснил Филиппов. — Однако он известный рационализатор и ведет большую работу в интересах области. Написал письмо на имя Славянова, но Иван Васильевич посоветовал обратиться к Лурину или к вам. Лурин, вы, наверное, в курсе, на учебе. Поэтому что вы ответите, если облисполком попросит вас помочь инвалиду?
— Какая резолюция на письме?
— Никакой.
— Извините, Владимир Алексеевич, тогда ничем помочь не могу. На общих основаниях. В порядке живой очереди. Нас же строго предупредили: телефоны вне очереди устанавливать только инвалидам Отечественной войны. И только им. Вы же знаете! — Юшанин был официален и неподступен.
— Да, Алексей Николаевич, знаю. Извините за беспокойство.
Расстроенный после неудачного разговора теперь еще и с Юшаниным, Филиппов машинально рассматривал и раскладывал по ящикам стола поступившие сводки. «Что буду говорить изобретателю? Откровенно скажу — вариант один: дожидаться возвращения Лурина».
Прошло несколько дней, и хотя Филиппова так и подмывало снять трубку и поинтересоваться ходом лабораторных исследований, связанных с апробацией идеи Воробьева, от желания звонить в институт, как это делал раньше, он отказался: вдруг трубку сразу возьмет Воробьев? К сожалению, порадовать его было нечем. И вообще в жизни Владимира наступил период сплошного невезения: беды валились на него одна за другой. И самое неприятное заключалось в том, что он знал: они будут еще. Об этом свидетельствовала старинная примета. Молодой рожок месяца, он, к сожалению, увидел через левое плечо, а это всегда сулило различные неприятности.
Вначале позвонила мать и сказала, что бабушку, под старость лет лишившуюся своего угла, — в деревне у нее сгорел дом, и она теперь поочередно жила то у одной, то у другой, то у третьей дочери — побил зять средней.
— Поговори с ним, — попросила Владимира мать. — А сначала неплохо бы заехать к нам. Я перевезла ее к себе. Она сама тебе все и расскажет.
Возмущенный услышанным, Филиппов решил не тянуть с выяснением обстоятельств и во второй половине дня, отпросившись на час, заехал сначала к матери, а от нее к зятю, уже вернувшемуся домой после первой смены с завода «Красный вулкан». Поставив перед его окнами — семья сестры матери жила на первом этаже — черную «Волгу», Владимир вошел в дом родственников и без излишней дипломатии начал с цели своего приезда:
— И как, Андрей Павлович, у тебя только рука поднялась на старого, немощного человека? В чем дело?
От волнения зять сбивчиво начал рассказывать, как он опаздывал на работу, вышел из туалета, а тут бабка под ногами мешается. Ну он и толкнул ее нечаянно, не со зла, и она упала, оказывается, боком на угол тумбочки, стоявшей в прихожей.
— Я же нечаянно! — уверял зять.