Когда в пути не один

Началась работа по новой структуре доклада. Тужилин был «коренником» и выдавал нам идеи; остальные — «пристяжными» и придавали этим мыслям требуемую литературную форму. Бедов, чтобы вжиться в суть вопроса, изучал постановления, другие документы высших органов страны по данному вопросу, делал необходимые записи и на правах главного в «бригаде» лишь изредка отрывался от своих бумаг, чтобы остудить разгоравшиеся споры. К восьми вечера доклад был готов. Славянов выслушал нас, высказал свои соображения по существу обсуждаемого вопроса, в частности раскритиковал два южных района, в прошлом первопроходцев. Расходились поздно, но все равно дописать доклад не успели. Поэтому пришлось выходить на работу и в воскресенье. Приготовили уже третий вариант доклада во второй половине понедельника. А перепечатали начисто и вычитали только к концу дня.

Славянов остался доволен, но несколько уточнений все-таки сделал, так что опять пришлось перепечатывать какие-то страницы. В половине девятого работу наконец закончили.

— Собирайся домой. Я сейчас тоже выйду, — объявил мне в самом благодушном настроении Иван Васильевич. И вдруг спрашивает: — Признайся, Владимир, пока я в Норвегии был, ты мало с докладом работал? Не вжился в суть. Я-то твои возможности знаю. А теперь поработали — и доклад готов.

— Вот именно, — отвечаю, — «поработали»! Все

поработали. А до этого я один работал, причем как журналист, а не специалист по сорной растительности. У меня даже таких полномочий нет, чтобы приглашать корифеев — Тужилина и Бедова. Помните, как однажды в такой же ситуации Бедов съязвил: «Помощник председателя стал собирать его замов. Дожили!»

Славянов в ответ на мои слова только усмехнулся и рукой махнул — мол, свободен.

После совещания по сорнякам, как мы его назвали между собой, которое, кстати, проходило в филармонии и получилось весьма представительным — около тысячи ответственных работников и активистов было приглашено на него; в президиуме важно восседали первый секретарь обкома партии Богородов, рядом с ним Славянов, члены бюро обкома и исполкома областного Совета, — захожу к Славянову в кабинет за докладом, который по традиции остается для протокольной части, но я оставляю, как правило, его у себя, а архивистам передаю вторые экземпляры. От души поздравляю его с успешным выступлением. А он, возбужденный, но в целом довольный, сразу с вопросом ко мне: «Ну, как слушали?» Знает, что по сложившейся традиции я сидел в зале с секундомером в руках, засекая время и наблюдая за тем, как люди воспринимают выступление: слушают ли, записывают или читают.

— Было, — говорю, — как и всегда, тихо. Вас не только слушали. Иные, таких оказалось немало, даже конспекты делали. Польза будет, можно не сомневаться. Критика задела за живое многих, — я назвал несколько фамилий.

— Вот видишь, не зря мы поработали, — поддержал разговор Славянов. — Доклад получился, как я и планировал, критический. А если Карякин и Селиванов ходят как побитые, так пусть работают лучше.

После этих слов председатель и подарил мне папку.

— Да, история поучительная, — согласился с Владимиром молчавший все это время Соколовский. — Папка действительно памятная. Нелегкий, однако, у тебя хлеб — готовить доклады и выступления, и не кому-нибудь, а первому лицу области. Да еще штаб по театру, да еще изобретателя на себя навалил вне плана. И зачем ты с этим сеном связался? Ничего, на мой взгляд, хорошего из вашей затеи не выйдет. Ты уж не обижайся. Я всей душой за тебя. Но тебе не позавидуешь. — Соколовский посмотрел на часы и поднялся. — Мне пора. Когда встретимся?

— Мы еще не разошлись. Кстати, ты обещал рассказать мне какую-то интересную новость.