Леснов, заведующий общим отделом облисполкома, раскрасневшийся и взмокший более, чем обычно, успешно завершил задачу продовольственного обеспечения гостей и участников встречи: на столах в зале заседаний, за которыми обычно сидят депутаты, были аккуратно расставлены тарелки с бутербродами с черной и красной икрой, фруктами, бутылки с минеральной водой, а главное — многолетней выдержки армянским коньяком,<вот французам как раз может не понравиться что-то под названием "коньяк", произведённое не во Франции ☺> что в рабочее время делалось впервые.
Пообщаться с живыми французами людям закрытого города всегда интересно, тем более что такая удача выпадает нечасто. Председателю колхоза Чагину такая удача выпала, о чем он сразу сообщил Филиппову, когда звонил из своего хозяйства с обещанием зайти к нему до или после встречи с иностранцами, чтобы детально обсудить ход работ по внедрению идеи Воробьева.
Встреча с Чагиным для Владимира была гораздо важнее, чем увидеть живых иностранцев, но и последнее упускать тоже не хотелось.
Зная распорядок предстоящего мероприятия, Филиппов вначале прошел к себе в кабинет; положив папку на стол, посидел немного, разбирая старую почту, потом убрал в ящик стола новые сводки и, взглянув на часы, подумал, что скоро надо отправляться в приемную, чтобы выбрать для себя позицию поудобнее, а пока неплохо было бы позвонить в статуправление и узнать, когда будет готова справка для председателя. Однако сделать этого Владимир не успел: постучав в дверь кабинета, осторожно вошел молодой лейтенант в милицейской форме и, вынув из папки конверт с документом, протянул его Филиппову, доложив по всей форме:
— Владимир Алексеевич, разрешите доложить: лейтенант Стужа приступил к исполнению своих обязанностей.
При этих словах Филиппов тотчас сообразил, что перед ним сын ответственного секретаря областной газеты Федора Стужи, которого он по старой дружбе с его отцом трудоустроил в аппарат управления внутренних дел области.
— Поздравляю тебя, Виталий! И от души желаю успехов на службе! — Владимир крепко пожал лейтенанту руку. — Как батя?
— Нормально! Допоздна в редакции пропадает. А что поделаешь, работа у него такая, — не без гордости ответил молодой человек.
— Знаю, верстать газету — дело хлопотное, — согласился с ним Филиппов, которому приходилось и самому заниматься в прошлом версткой в многотиражке и журнале отдела пропаганды и агитации обкома партии. — Передавай отцу привет!
— Передам. Спасибо вам, Владимир Алексеевич, что помогли мне устроиться.
— Ничего. Работай. Оправдывай доверие.
— Разрешите идти?
— Иди, Виталий, и всего тебе наилучшего.
Проводив крестника-лейтенанта, Владимир, уже не мешкая более, отправился на встречу с гостями.
В холле перед приемной председателя, вокруг стола с двумя пепельницами и клубами вьющегося над ними дыма, толпились хорошо знакомые ему корреспонденты центральных и местных газет, радио и телевидения, среди которых он заметил и своего друга Пальцева, и брата изобретателя Воробьева Германа. Поздоровались, улыбаясь и крепко тиская друг друга, сначала с Пальцевым, а потом с Воробьевым. Пальцев тут же отошел к своему коллеге из главной газеты страны, а Филиппов, не видевший долго Германа Воробьева, поинтересовался у него:
— Что-то давно не видно и не слышно твоего брательника. Совсем человек пропал. Где он, что с ним? — Владимир, занятый в последнее время в основном на работах, проводимых в театре, совсем упустил из виду не только самого изобретателя, но и весь ход работ, связанных с воплощением его идеи. Однако его по-прежнему волновали и не давали покоя два вопроса, которые начинались, как он почему-то отметил про себя, оба на букву «о»: первый — отзывы ученых сельскохозяйственного института о новшестве Воробьева; второй — опыты, проводимые лично самим автором в лаборатории строительного института, о которых после скандального разговора об установке домашнего телефона изобретателю Владимир ничего не знал. Воробьев-старший бесследно исчез с его горизонта. — Куда же запропастился Владимир Григорьевич?
— На днях из Москвы вернулся. Целую неделю там пробыл. Говорит, что дела по изобретению решал, — охотно поделился новостями Герман. — А до этого дней восемь гостил у родственников.
— Где ж он теперь? — переспросил Филиппов, перебивая Воробьева-младшего.
— А теперь, как это ни печально, в больнице оказался. Вдруг ни с того ни с сего давление резко подскочило. В областной лежит, — уточнил Герман.
— Тогда все ясно,— удивленный услышанным, Филиппов понял, что большого разговора в таком случае с Чагиным сегодня не получится — порадовать его хорошими новостями, к сожалению, не придется.
— У самого-то как дела? — выводя из раздумий Филиппова, спросил брат изобретателя.