В первую очередь он решил закончить работу над статьей, поэтому сходил в машбюро, забрал ее и внимательнейшим образом вычитал текст, перепечатанный уже в четвертый раз. За работой время пролетело незаметно, и после обеда вычитка была завершена. Довольный, Владимир отнес машинисткам несколько страниц для перепечатки: по существовавшему в стенах облисполкома правилу никаких вставок и исправлений ластиком или лезвием в представляемом председателю материале быть не могло, каждая цифра в обязательном порядке проверялась в статуправлении, а цитаты и примеры — по первоисточникам. Когда ему вернули перепечатанные страницы, он еще раз их вычитал и разложил по экземплярам. Закрывая у себя в сейфе папку с экземпляром председателя, невольно подумал о том, что же затеял Юра Ситнов. Однако узнать об этом, как оказалось, доведется не скоро: спецкор Ситнов уехал в соседнюю с областью республику на пленум обкома партии.
В приподнятом настроении от успешно выполненной работы — гора с плеч свалилась — Филиппов решил позвонить домой, где обстановка тоже складывалась благоприятно для него. Жена Катерина днем раньше Славянова уехала к родителям в столицу. Причина для отъезда была серьезная — заболел ее отец, с войны мучившийся из-за раны, полученной в штыковом бою под Сталинградом, о чем он при каждой выпивке, а особенно в дни праздничных застолий, не без гордости напоминал присутствующим:
— Я Паулюса брал!
Теперь ветеран войны был прикован к постели: годы и болезни давали о себе знать.
«Неизвестно еще, чем все закончится, — сожалел о случившемся Филиппов. Несмотря на крутой характер тестя, Владимир уважал его и всегда находил с ним общий язык. — Надо бы позвонить в Москву! Хотя жена, наверное, уже дала весточку дочери».
Владимир, не откладывая, набрал номер домашнего телефона и, услышав веселый голос дочери, поинтересовался, не звонила ли мама и как состояние деда? Услышав, что положение его стабилизировалось, Филиппов успокоился, спросил Маринку, как у нее дела, как бы между прочим сказал ей о своем намерении после работы проехать в сад, где, по всей вероятности, и заночует.
— Так что оставайся одна. В холодильнике еды наготовлено достаточно: пельмени, бульон, голубцы, каша — ешь, что понравится. Поняла? — наставлял он дочь.
— Конечно, папа. Не волнуйся, — отвечала Маринка. — Я же не маленькая. С голоду не умру. А у меня к тебе просьба…
— Какая?
— Можно мне Ирину Погремушкину пригласить? Она у нас два раза уже ночевала.
Филиппов помнил подругу дочери и без колебаний дал свое согласие, обрадованно подумав, что вдвоем им, безусловно, будет веселее, а ему не так беспокойно.
Едва он успел переговорить с дочерью, как в кабинет к нему, как всегда торопясь, заглянул по неотложному делу местный писатель Виктор Сатов, невысокого роста, широкоскулый. В областном отделении Союза писателей Сатов занимался обеспечением своих коллег билетами на поезда, самолеты и размещением прибывающих в город писателей в гостиницы. Владимир сразу понял, в чем дело, и, здороваясь, поинтересовался:
— Кто к вам пожаловал на этот раз?
— Наш земляк лауреат Государственной премии Иван Семенович Маштаков, — ответил Сатов и пояснил: — Он денек-другой, может, и больше, пробудет здесь, а потом уедет почти на все лето в свою родную Кудьминку. Говорит, что запланировал встретиться с тобой. И очень хочет попасть на прием к секретарю обкома партии. Впрочем, он сам тебе все расскажет. А сейчас надо бы броню в гостиницу пока на три дня.
— Понял, — кивнул головой Филиппов и отправился в канцелярию, чтобы взять талон в гостиницу «Россия», где Маштаков предпочитал останавливаться. Передавая через несколько минут броню Сатову и прощаясь с ним, он был уверен, что очень скоро последует звонок и от самого лауреата.
Устроившись в одноместном номере находившейся на Верхне-Волжской набережной гостиницы, от которой рукой было подать до местного отделения Союза писателей, Маштаков и в самом деле вскоре позвонил Филиппову и, поздоровавшись, попросил посодействовать ему в решении двух вопросов. Кратко обозначив их суть, он сказал, что более обстоятельно хотел бы поговорить о них при встрече.
Выяснив распорядок дня и планы писателя, Филиппов предложил провести ее, как и в предыдущий раз, с часу до двух в облисполкоме, а заодно и пообедать вместе.
В назначенное время Маштаков, уверенно ступая по новой люберецкой ковровой дорожке, вошел в кабинет Филиппова. Чуть выше среднего роста, сухощавый и подтянутый, в отличном темно-сером костюме и рубашке с галстуком, он все делал неторопливо и с присущим творческим людям достоинством. Но бывало, что и он распалялся, однако случалось это, лишь когда суть обсуждаемого вопроса сильно искажалась. И тогда с уверенностью человека, хорошо знающего историю спорного вопроса, Иван Семенович доказывал оппоненту свою правоту резко и горячо.
Прежде чем идти в столовую, Маштаков более подробно обосновал обе свои просьбы.