Когда Диса поняла, что он собирается сделать, было уже поздно. Стейннун резко села на постели, завернувшись в одеяло так плотно, что только глаза виднелись. Когда Арни подошел к порогу, Диса преградила ему путь.
– Чего удумал, черт?
Братец вздохнул, как будто это он, а не сестра, был старшим и сетовал на ее недогадливость.
– Дай им попрощаться.
– Чтобы Стейннун совсем умом двинулась, как матушка? Ради того ее Эйрик вытаскивал?
– Она двинется, если не попрощается.
Диса и сама не могла бы ответить, что заставило ее прислушаться к словам брата. Рядом, крепко держась за руки, безглазо смотрели близнецы. От ночного горшка воняло. Можно было выплеснуть на них все до капли и смотреть, как они с визгом улепетывают обратно в туман. Но сделалось бы Стейннун от этого легче? Диса сделала шаг в сторону.
Арни вошел в дом следом за близнецами. Если ведешь в свое жилище покойника, никогда не позволяй ему оказаться у тебя за спиной. Увидев гостей, Стейннун затряслась и подобрала ноги. Диса думала, что она завизжит, но батрачка только мотала головой из стороны в сторону, точно пыталась что-то вытрясти из своего уха. Она вжалась спиной в стену и так выпучила глаза, что белки забелели в полумраке. Арни тем временем выпустил руку утбурда, и младенцы тут же вновь запели своими писклявыми голосами:
Они не приближались и не отдалялись, а просто застыли, обратив к Стейннун безглазые лица. Диса снова наклонилась за ночным горшком, но Арни жестом остановил сестру. Он присел рядом со Стейннун, оцепеневшей от ужаса, и заглянул ей в глаза.
– Чего ты боишься? – спросил он, хотя очевидно было, что девушка не может говорить. Ее тело содрогалось уже не столько от мнимого холода, сколько от ужаса. Не получив ответа, Арни снова заговорил: – Они не хотят причинить тебе вреда. Взгляни на них.
Глаза Стейннун метались по бадстове, не останавливаясь ни на мгновение. Дети терпеливо ждали. Тихие и послушные, они сжимали в ручках грязное надорванное в нескольких местах одеяльце.
– Услышу эту песню еще раз, вышвырну, – процедила Диса сквозь зубы, обращаясь скорее к Арни, чем к близнецам, которые даже головы в ее сторону не повернули. Их интересовала только Стейннун.
Батрачка охватила голову руками, вцепилась в волосы и стала раскачиваться взад-вперед, подвывая. Она то жмурилась, то глядела на младенцев в упор, словно надеялась, что они исчезнут. Арни заботливо погладил ее по спине и повторил:
– Они тебе не навредят, милая. – Странно было слышать от десятилетнего мальчика такой покровительственный тон, но Диса привыкла, а Стейннун не обратила внимания. Наконец девушка простонала что-то в ответ, и Арни придвинулся к ней ближе, чтобы расслышать. Диса невольно сделала шаг в их сторону.
– Повтори громче, милая, я не слышу.
Это получилось не с первого раза, но в конце концов ей удалось выдавить из себя:
– Чего они хотят?
Арни посмотрел на младенцев, точно советуясь с ними.
– Отдать тебе одеяло, – пояснил он, – чтобы ты согрелась.
Услышав его ответ, утбурды одновременно шагнули в сторону Стейннун. Она уже не раскачивалась и не выла, а лишь замерла и остекленевшим взглядом смотрела на своих мертвых детей. Медленно-медленно, как если бы им было сложно разгибать руки, младенцы протянули Стейннун одеяло.
– Они на тебя не злятся, – уверенно повторил Арни.
Стейннун выпростала руку из-под одеяла, согнув пальцы, как птичьи коготки. Тряпка в руках у младенцев источала запах сырости и мокрой грязи. Все трое замерли: и утбурды, протягивающие матери потрепанное одеяло, и Стейннун, которая никак не решалась принять странный дар. Но в конце концов она резко выдохнула, подалась вперед и схватилась за одеяло. В ту же секунду утбурды отпустили другой конец и убрали руки за спины, точно хотели показать матери, что не намерены до нее дотрагиваться. Их дело было сделано.
Когда мертвые младенцы покинули дом пастора Эйрика, стояла уже глубокая ночь. Они ушли так же тихо, как пришли. На сей раз ни звука не сорвалось с их губ. Диса не видела, куда они направились, хотя предполагала, что закопались неподалеку.
Арни погладил батрачку по голове. Стейннун прорыдала весь остаток ночи до самого утра, обнимая одеяльце и умоляя убитых детей простить ее. Когда слезы иссякли, она долго высматривала дочерей сквозь приоткрытую дверь, а затем уснула, укрывшись сразу двумя одеялами. Она наконец перестала дрожать.
Диса с Арни тоже прилегли – надо было отдохнуть хотя бы пару часов.