Коготь и цепь

– А вчера – были голой! И сейчас щеголяете своими… – От негодования Джайя не могла найти обидных слов. – Ногами! Да вас стоило бы высечь только за то, что позволяете себе носить штаны! Но… это!.. Это!.. Клянусь Богом, я сегодня же поставлю в известность отца! Кем бы вы ни были, вы не можете так оскорблять царское достоинство семьи Далхор!

Бансабира, как ни старалась, никакой связи в обвинениях царевны уловить не смогла. Поэтому выдала единственное, что уяснить удалось:

– Ваше высочество, передайте отцу, что если он намерен выдать вас за ахрамада Яасдур и при этом еще хочет указывать мне, как одеваться, то пусть для начала лично хотя бы дважды выбьет меня из седла.

– Дважды? – хмыкнул Гор, вслушиваясь. – Какая ты стала робкая!

– Я уже говорила: Алай – царь, в лояльности которому поклялся ты, Тиглат Тяжелый Меч. Этого вполне достаточно, чтобы не ждать от него честной игры.

– Да как вы смеете! – Джайя, не находя слов, вытаращилась на Бансабиру, старательно изображая самое грозное выражение лица, какое могла.

– Я же говорил, тебе, Бансабира, следует звать меня «Гор»! – крикнул Змей, заметив, что Бану вырвала у царевны из рук поводья и тронула лошадь.

Бансабира задержалась, обернулась через плечо и бросила что-то на ласбарнском. Гор заухмылялся.

До конюшен было недалеко, но Бану знала, что не дойдет. Животное пустила медленно. Лигдам поспешил следом и держался с тану шаг в шаг. По кивку Гистаспа Дан с усилием уволок царевну во дворец, хотя та была явно недовольна, что ее пытается успокоить подданный заморской выскочки. Гистасп и Змей остались на месте, глядя вслед танше.

– Что она сказала? – спросил блондин.

Гор, все еще посмеиваясь, быстро подобрал перевод.

– Что-то в духе: «А тебе следует уже перестать считать, будто ты знаешь, что именно мне следует».

Брюнет захохотал вновь, потом прокомментировал.

– По-прежнему ведет себя как ребенок, – улыбнулся Гор.

Гистасп покосился на него одновременно с недоверием, неприязнью и интересом. Относиться к помощнику Алая хоть как-нибудь однозначно не выходило.

– Ты был ее любовником? – спросил альбинос в лоб.

Гор перевел глаза на собеседника.

– О, если бы! – пригорюнился он. – Я был ей кем угодно: отцом, братом, лекарем, врагом, – но только не любовником. Как ни прискорбно.

– Стало быть, это ты вырастил тану?

Гор задумался, потом пожал плечами, посерьезнев:

– Можно сказать и так. Хотя не совсем.

– В смысле? – обратился альбинос с нарастающим любопытством.

– Ну, правильнее сказать, что я ее учил. А вот повзрослела она без меня.

– Надо же, – только и нашелся Гистасп, чтобы просто не остаться в долгу.

Гор разболтался:

– К тому моменту, когда она переспала с Астароше, она уже достигла третьего ранга. Но за последующий до ухода год дальше так и не выросла, будто ей что-то мешало. Сейчас этого нет.

Гистасп с важным видом кивнул – кажется, понял, куда клонит собеседник.

– Да, она очень много и усердно тренируется.

Змей мотнул головой отрицательно:

– Дело не в этом. Она всегда тренировалась до кровавой рвоты, и в последний год это никак ей не помогало. Я пытался придумать, как хоть немного сдвинуть ее вперед, но, к сожалению, Бану восхищалась мной слишком сильно.

Гистасп, опешив от такого нахальства, даже немного похихикал:

– Гляжу, смерть от скромности с тобой точно не случится, э-э-э…

– Змей, – подсказал Гор.

– Змей, – закончил Гистасп. – По-моему, тану испытывает к тебе несколько другие чувства, нет?

Гор поглядел на блондина искоса, усмехнулся и прошел к лавке, прихватив мех с вином. Он зверски устал, и стоять сил не было.

– Это теперь. Это потому что я все-таки придумал. Как бы сказать… Я попал в Храм Даг не так, как она, моим наставником был мастер Ишли – тебе это ни о чем не говорит, но не суть важно, – в ту пору невысокий нервный высокомерный ублюдок, который насиловал всех рабынь старше одиннадцати и бросал мне свое редкое благоволение, как собаке заведомо голую кость. Я не мог ни капельки им восхищаться, поэтому с легкостью превзошел, когда настал час. С Бану иначе. – Гистасп поморщился. Слишком уж редко на его памяти кто-то звал таншу так. К тому же человек, которого альбинос воспринимал сейчас не иначе, как чужака. – Я спас ее семилетней девчонкой, спросил ее мнения, готова ли она ехать со мной, чтобы учиться убивать врагов, как умел я сам. Я привез ее в Храм Даг гостьей, заботился о ней месяц, я был силен и все умел. А потом выжег клеймо, и то, что там было дальше, не твоего ума дело.

Гистасп согласился, присаживаясь рядом: додумать не так уж сложно.

– Она доверилась мне, – продолжал Змей, пригубив вина, – и я ее обманул. Стал чудовищем, но выяснилось, что Бану может быть благодарна и чудовищу, если понимает, что происходящее нужно ей самой. К тому же она ведь была совсем мелкой, росла в моей тени. А как показал опыт, даже когда ты очень хочешь победить, если ты восхищаешься противником, в глубине сердца ты не хочешь, чтобы он проиграл.

Гор протянул Гистаспу мех, тот принял, но пить не спешил.