«Коль дожить не успел…» Воспоминания о Владимире Высоцком

Фестиваль прошел, все вы хилые —Вы шаталися до утра…Приезжайте к нам, наши милые

Подмосковные фраера…

Из лета 1957-го вернусь в лето 1967-го. Командировка моя была довольно короткой, и вскоре я улетел в Магадан.

В первых числах января 1968 года я получил от Володи такое письмо:

Дорогой ты мой! Самый наипервейший, распронаединственный друг, Васёчек! Конечно, сейчас можно было бы на полстраницы оправдываться насчет того, что долго не писал, да и с Новым годом не поздравил. Такого я от себя не ожидал, тем более, что последнее время все думаю о тебе и не идешь ты у меня из головы. Вот, мол, Гарик у меня есть – Васёчек. Он в Магадане живет, и не к кому пойти, потому что до Колымы далеко, а здесь ходить ни к кому неохота. Все, суки, зовут, просят, умоляют, телефон свой возненавидел. А все из-за чего. Из-за гитары. А, помятуя твой стих, где

К таким со своими песнями,прошу тебя – не ходи

я и не хожу, т. е хожу, но лучше бы и не ходил вовсе. Придешь, – все делают вид, что и без песен прекрасно повеселимся, разговор идет про летающие тарелки, про закуски, а в кухне 3 гитары стоят готовые и микрофоны налажены, и зеленые глазки так и мигают. Я помурыжу их часа 3, а потом перед уходом порадую и уйду. А если не порадую – обида. Как же так обманул, паразит, все ожидания, ел (слава богу не пью), говорил и на тебе – не поет. Я поймал себя на мысли, что стал к этому привыкать и гитару беру сам, чтобы не убеждаться лишний раз в человеческой однообразности и бестактности. Но <…> должен тебе прямо сказать – ты приедешь – буду песни играть с наслаждением, хоть сколько хошь!

Теперь информация в сжатом виде. В театре у на вышел «Пугачёв» по Есенину. Месяц отстаивали во всех инстанциях интермедии, написанные Эрдманом

[15]. Ни хрена не отстояли, остались от них рожки, да ножки. Комиссия по сохранению памяти Есенина, во главе с двумя сестрами великого поэта наложила вето, а начальство тем более. Правда, одна старушка – порядочная, ручками махала, говорила – бог с ними – интермедиями, а другая – стервь ручками махала, – говорила, – не бог с ними, в общем, это все чушь. Важно, что несмотря на обрезание – спектакль получился отличный. Тут приходил мой папочка с Женей – одобрил. Только, говорит, меня ему жалко, что меня на цепи кидают. И как я выкладываюсь, и что я могу умереть на сцене ни за грош. Сейчас репетируем «Из жизни Фёдора Кузькина» Можаева. Это повесть – печаталась в «Новом мире» в прошлом году. Еще «Тартюф», это Мольера. В стихах. Обе вещи очень трудные. А Любимов лег на 2 недели в больницу, что-то исследовать и подлечивать, и мы осиротели и разлагаемся.