Читаем Кольдиц. Записки капитана охраны. 1940–1945 полностью

Обращение генерала, когда с моим прибытием наконец-то штат был укомплектован, звучало примерно так: «Я очень счастлив впервые с 1918 года иметь под своим командованием штат, который знает, что значит мир и война. Я хочу, чтобы вы, выполняя свой долг в этом лагере, и далее придерживались той независимости мысли и действия, которым, должно быть, научились в жизни. Свою роль мне бы хотелось ограничить только серьезными делами. Адъютант будет следить за тем, чтобы вы получали столько увольнений, сколько вам положено. Никаких магазинов во время перерывов на обеды, прошу вас. Мы будем устраивать вечеринки в столовой раз в неделю, и вы можете играть в карты и выпивать. Но никаких азартных игр. А чтобы держать умы занятыми, каждый из вас напишет оценку какой-нибудь фазы Наполеоновских войн, как они повлияли на королевство Саксонии. Все книги найдете в Дрездене. Итак, лагерь в ваших руках. Я не собираюсь подниматься сюда по служебным делам. Когда я буду посещать это место, это должно считаться событием».

Пленными в Хонштайне главным образом были французские офицеры: в ранге до полковника примерно сотня плюс 28 генералов. А также 7 голландских и 27 польских генералов и их ординарцы различных национальностей. Они оценили подход нашего генерала. Все очень корректно, хлопот у нас практически не было. Каждые две недели заключенные устраивали развлечения, и комендант, регулярно принимая приглашение, отмечал данное событие собственным визитом. В такие вечера в качестве своего вклада мы ставили вино для всех.

В Хонштайне попытка побега случилась только раз. Два голландских офицера спустились по утесу на пожарном шланге, но их быстро поймали. Старший французский офицер, старший по продолжительности службы, был полковником. Мы дали ему пишущую машинку под честное слово, и он усердно трудился над «Причинами разгрома Франции». Он приписал все марксистскому коммунизму и последующему провалу французской парламентской власти, с вытекающими оттуда несовершенствами в обучении и снаряжении вооруженных сил. Из времени, проведенного мною в этом лагере, я помню всего лишь один пустяковый инцидент, который вызывает у меня неприятные воспоминания, хотя он, разумеется, никогда не сравнится с тем, что вскоре начало происходить в Кольдице.

Голландские беглецы были переведены в другой лагерь, и на обыске перед их отъездом мы нашли список всех заключенных в Хонштайне, с именем, рангом, домашним адресом и военными характеристиками. Комендант приказал конфисковать список, хотя и после некоторых колебаний. Мы в службе охраны были уверены в существовании второго списка, но генерал категорически отказался разрешить личный обыск. «Я не допущу превышений в выполнении нашего долга», – настаивал он.

Все мы были немного шокированы его позицией. Позже, в Кольдице, я изумлялся, как долго это длилось! Сомневаюсь, чтобы там генерал мог удерживать пленных под контролем, просто полагаясь на свой ранг и уважение, которое он мог бы потребовать к себе как старый солдат. Это было вполне естественно для немцев, испытывавших прирожденный благоговейный страх перед «старым солдатом», и для большинства иностранцев его возраста и профессии. Но среди узников Кольдица таковых было немного.

Генерал был великим семьянином. Сыновья его достигли высоких званий в люфтваффе. Кроме того, он оказался и ярым садовником и с теплотой истинной хозяйки говорил о своем доме и о домах, построенных им для своих детей и внуков. Он испытывал глубочайшее уважение к простым людям и всегда был готов выслушать что-нибудь новое: совет по садоводству, подсказку по хозяйству, новый способ вколачивания интересов в головы детей. Все одиннадцать лет в армии и всю свою гражданскую жизнь я считал уникальным его подход, быстроту понимания и, как следствие, контроль над людьми. Никогда больше мне не доводилось встречать человека, и я должен повторить это еще раз, столь же уважаемого всеми: и теми, с кем он знакомился случайно, и теми, над кем он властвовал. Он был одним из лучших представителей нашей немецкой «старой школы».

За нашим столом не было политики. Партия стояла у власти, а армия реабилитировалась. О большем мы не задумывались.

В ту осень жизнь текла очень приятно. В качестве моего индивидуального исследования комендант выбрал осаду Дрездена в 1813 году и битвы при Кульме и Ноллендорфе. Здесь французы и пруссаки под командованием генерала фон Клейста сражались так яростно, что битва приостановилась лишь на ночь, и никто не знал, кто выиграл или кто оставил больше своих людей на поле брани! Поэтому они провели ночь вместе вокруг больших костров, договорившись не сражаться до рассвета. Только когда взошло солнце, выяснилось, чьим пленником кто оказался и что француз отступает!

Перейти на страницу:

Все книги серии За линией фронта. Мемуары

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес