Колдолесье (ЛП)

Карабкаясь по скалам на другом берегу, она на мгновение подумала, что никого не найдет возле пещеры. Но оказалось, все трое просто были заняты. Чел писал – очень старательно, высунув язык, стоя на коленях возле бумаги, расстеленной на ровном камне, используя обогревшую палочку вместо ручки. Энн была разочарована, обнаружив, что он по-прежнему малыш. Позади Чела располагалось отлично обустроенное кострище, над которым с треножника из прочных веток свисал старый котелок, издавая дымный, но соблазнительный запах. Железная сковорода и некоторое количество горшков, будто из Каменного века, стояли на углях.

У жилища появились стены из ивового плетения, смазанного грязью. Самодельная лестница вела на крышу. Она выглядела ужасно шаткой и к тому же скрипела, но, видимо, была прочнее, чем казалась, поскольку Ям как раз взбирался по лестнице на своих больших пористых ногах, неся мощную связку тростника. Мордион находился наверху, закрепляя меньшие связки тростника, чтобы сделать крышу.

- Вижу, ты все-таки решил мошенничать, - крикнула ему Энн.

- Лишь немного, - ответил Мордион, - и только в том, что касается горшков для готовки.

- Чел должен быть обеспечен регулярным питанием, - заявил Ям.

Энн едва расслышала его, поскольку в этот момент Чел бросил свою обожженную палочку и поскакал ей навстречу, крича как обычно.

- Энн, Энн, иди посмотри, как я пишу!

Энн подошла, с готовностью посмотрев на беловато-коричневую бумагу, в которую обычно заворачивают рыбу и чипсы. Чел написал две строчки каракуль и под ними: «Ям на крише. У него лесница». Буквы были корявыми, но довольно-таки разборчивыми.

- Очень хорошо, - похвалила Энн и указала на написанное: - Но не думаю, что вот это буквы.

- Буквы, - крикнул Мордион с крыши. – Он изучает хамитское и всеобщее письмо, так же как и ваше альбионское. Ям настоял. Ям, скажу я тебе, просто издевается над нами.

- Человек должен поддерживать свой уровень, так же как и ребенок, - произнес Ям. – Эта охапка разбросана неэффективно, Мордион. Если его предоставить самому себе, Энн, Мордион сидит и унывает.

- Я не унываю, - возразил Мордион. – Мне нравится сидеть, чтобы солнце светило в спину, и рыбачить. И думать, конечно.

- Ты бездельничаешь, - сказал Ям, - и спишь.

Он склонил голову к Энн. Его лицо смялось рядом со сплошным ртом, и она предположила, что он улыбается.

- Нарисуй мне картинку, Энн! Нарисуй для меня, как Мордион! – потребовал Чел.

Он перевернул бумагу. На другой стороне Мордион нарисовал красивую кошку с маленькой головой, крадущуюся за мышью, реалистичную лошадь – у Энн лошади никогда не получались правильно – и еще более реалистичного дракона. Каждая картинка была подписана тремя видами письменности.

Энн почувствовала величайшее уважение.

- Я не умею так хорошо рисовать, Чел, но я попробую, если хочешь.

Чел хотел, так что Энн нарисовала ему корову, и слона, и Яма на лестнице – Ям вышел слишком уж коренастым, но Чел казался довольным – и подписала каждый рисунок на английском. Рисуя, она слушала, как Ям говорит что-нибудь вроде:

- Ты должен завязать здесь снова. Плохая работа пропустит дождь.

Или:

- Этот колышек не по прямой.

Или:

- Ты должен взять нож и подровнять эти края.

Мордион никогда не спорил. Энн подивилась, каким счастливым и покорным он казался. Ям так помыкал им, что Энн не была уверена, что стала бы это терпеть на его месте.

Примерно через час Мордион вдруг спустился с лестницы и потянулся.

- Осталось сделать еще полкрыши, - сказал Ям.

Энн не понимала, как ровный голос робота может звучать с таким упреком.

- Вот и делай, - возразил Мордион. – С меня пока достаточно. Я из плоти и крови, Ям. Мне надо есть.

- Тогда заправляйся, конечно, - любезно позволил Ям.

- Так ты все-таки немного сопротивляешься? – заметила Энн, когда Мордион подошел и поболтал железную кастрюлю.

Мордион посмотрел на нее исподлобья.

- Я сам навлек это на себя. Я спросил Яма, знает ли он, как строить дом.

- Но я бы не вытерпела такое, даже если бы Ям был человеком! – воскликнула Энн. – Неужели у тебя нет ни капли самоуважения?

Мордион выпрямился над кастрюлей. В это мгновение Энн поняла, что имеется в виду, когда говорят, что кто-то возвышается в гневе. Она отступила.

- Конечно, я… - начал Мордион.

Потом он замолчал и задумался, его бровь выгнулась над носом, будто Энн спросила его нечто очень сложное.

- Не уверен, - сказал он. – Считаешь, мне следует поучиться самоуважению?

- Э… что ж… Я бы не позволила машине вот так помыкать мной, - ответила Энн.

Мордион с этой смесью гнева и покорности встревожил ее так сильно, что она посмотрела на часы и обнаружила, что время ланча.

Но когда она попрощалась и преодолела половину расстояния к реке вниз по скале, ей пришло в голову, что Баннус – машина, и она уже несколько дней позволяет ему помыкать собой. Чья бы корова мычала, а ее бы молчала! Она бы вернулась и извинилась, только вот уже не в силах была выносить этот бред.

-3-