Мордион откатился от ноги Яма и поднял очки на голову. Как и у Энн, вопреки нежеланию верить Яму, у него возникло сильное чувство, будто он уже делал это раньше. Ощущение крошечного инструмента в руке, резкий запах сосны над головой и жесткий шорох ее иголок, накладывающийся на звук реки внизу, были неприятно и навязчиво знакомы.
- Как думаешь, к какому выводу машина хочет нас подвести?
- Понятия не имею, - ответил Ям. – Может, что мы не те, кто решает. Мы лишь актеры в чьей-то пьесе.
- Не я, - сказал Энн. – Я важна. Я – это я.
- Я очень важен, - объявил Чел.
- Кроме того, - продолжила Энн, похлопав Чела, чтобы показать: она знает, что он тоже важен. – Я не желаю, чтобы мной помыкала машина. Если ты прав, она заставляет меня делать кучу всего, чего я не хочу.
- Нет, - возразил Ям. – Ничто не может заставить человека или машину делать что-то, что противоречит их природе.
Мордион вернулся к работе над ногой Яма. Он знал, что он нисколько не важен. Каким-то образом то, что Ям считал, будто они лишь актеры в чьей-то пьесе, сняло груз с его души. Но когда Ям сказал, что никто не может действовать против своей природы, он обнаружил, что так дрожит от чувства вины и тревоги, что ему пришлось прервать работу из страха повредить Яма.
Энн тоже размышляла над этим:
- Но машины могут быть изменены. Ты был изменен, Ям. А у людей полно самых странных скрытых свойств, с которыми Баннус может работать.
Поэтому он чувствовал вину, с облегчением понял Мордион. Он вернулся к кропотливой, микроскопической регулировке ноги Яма. Эта машина, Баннус, использовала некоторые очень странные и отталкивающие уголки его натуры, чтобы заставить его создать Чела. А причиной чувства вины было понимание: когда Баннус решит, что верный вывод достигнут, он закроет поле. И тогда Чел перестанет существовать. Вот так просто. Что он натворил! Мордион вернулся к работе, похолодев от ужаса.
Тем временем Энн смотрела на свои часы и твердо говорила себе, что ей пора идти. С нее хватит этого Баннуса. Когда она встала и начала спускаться по отвесным скалам, Мордион оставил Яма с торчащим из ноги проводником и поспешил за ней.
- Энн!
- Да? – Энн остановилась и посмотрела вверх на него.
Она всё еще испытывала к Мордиону не слишком дружеские чувства – особенно сейчас, когда обнаружила, что ее запихивали в один за другим сценарии с ним.
- Продолжай приходить сюда, - попросил Мордион. – По своей собственной свободной воле, если возможно. Ты приносишь пользу мне и Челу. Ты всегда указываешь на истину.
- Теперь это может делать Ям, - холодно ответила Энн.
- Нет, - попытался объяснить Мордион, прежде чем она спустится к реке, где не сможет его слышать. – Ям знает факты. Ты способна проникать в суть.
- Правда? – Энн была достаточно польщена, чтобы задержаться на полпути к реке.
Мордион не сдержал улыбки.
- Да, главным образом, когда злишься.
-5-
Если бы только Мордион не улыбался! Энн была уверена: именно эта улыбка заворожила ее, заставив вернуться после обеда. Она никогда не встречала подобной улыбки.
- Он думает, я забавная, - фыркнула она, когда шла домой. – Он думает, я ем у него с рук, когда он улыбается. Это унизительно!
Из-за этого она пришла домой бледная и дрожащая. Или, может, из-за того, что за ней гнались люди в доспехах. По крайней мере, они не преследовали их вниз по реке. Или Баннус не дал им преследовать. Или, может, всё вместе!
Папа поднял на нее взгляд из кресла, в котором отдыхал, слушая новости.
- Ты переусердствовала, девочка моя. Ты выглядишь истощенной.
- Я не истощенная. Я злюсь! – возразила Энн. Потом, поняв, что никогда не сможет заставить такого прямолинейно мыслящего человека, как папа, поверить в Баннуса, тэта-пространство, не говоря уже о мальчике, созданном из крови, она вынуждена была добавить: - Злюсь на то, что устала, я имела в виду.
- Вот-вот. Ты встала с кровати только этим утром, и уже уходишь – пропадаешь на целый день, – не задумываясь! Так ты снова сляжешь завтра с вирусом. Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы появиться в школе в этом семестре? Или нет?
- В понедельник, - сказала мама. – Мы хотим, чтобы ты была здорова и вернулась в школу в понедельник.
- Учиться осталось всего два дня, - вставил Мартин из угла, где он раскрашивал карту, подписанную: «Пещеры будущего». - Нет смысла возвращаться на два дня.
Энн бросила на него благодарный взгляд.
- Нет, есть, - возразила мама. – Если бы я только была внимательнее, когда училась!
- О, не надо про эту скукотищу! – пробормотал Мартин.
- Что ты сказал? – спросила мама.
Но папа прервал ее:
- Ну, если осталось всего два дня, зачем заставлять ее идти? С таким же успехом она может остаться дома и окончательно поправиться.
Энн оставила их спорить на эту тему. Мама, похоже, побеждала, но Энн не слишком возражала. Два дня ее не убьют. И в эти два дня Баннус не сможет использовать ее как статиста для чьих-то чужих решений. Было хорошо – нет, было настоящим облегчением – вернуться домой, где обычным способом в споре принимали нормальные решения. Энн села на диван, глубоко вздохнув, расслабляясь.