Колдовское наваждение

Когда он овладел ею, она поверила, что он, наконец-то, вернулся к ней. И зачем она стала так кричать на него? Она ведь только хотела, чтобы он извинился за связь с Бекки. Она ведь так хотела, чтобы он попросил ее приехать в «Белль Терр» жить вместе! О, эта ее отвратительная гордость! И зачем она выгнала его прочь! А вдруг он и не собирался быть с ней вместе? Все, что ему было нужно, так это унизить ее в последний раз и развестись с ней!

Окончательно расстроившись, Патриция встала и отправилась домой.

Отказавшись от ужина, она сразу же поднялась к себе в спальню. Ей было так скверно, что она не хотела ни есть, ни спать. Она уселась в кресло и сидела, уставившись в одну точку, пока за окном стало совсем темно. Тогда она позвонила и вызвала горничную. На вызов быстро пришла Мэй и помогла ей раздеться.

В это время Патриция заметила на туалетном столике возле кровати стопку перевязанных вместе писем. Почерк на конвертах был таким знакомым, и ее сердце бешено заколотилось.

— Мэй, откуда это здесь очутилось? — спросила она у служанки.

— Это я их сюда положила, миссис Патриция. Их принес для вас мистер Миллер. А ему отдал их в Бостоне отец полковника, который попросил передать вам эти письма. Это письма полковника к вам, все те письма, что не дошли до вас.

— Да, я поняла, — сказала Патриция и развязала стопку. — Спасибо, Мэй, ты свободна.

Как только Мэй закрыла за собой дверь, Патриция поспешила к креслу и раскрыла письмо, лежавшее сверху.

«Любимая моя Патриция!

Если бы ты знала, как мне было мучительно тяжело, когда мы расстались. По ночам я мечтаю о тебе и просыпаюсь от желания быть рядом с тобой. Ты самая прекрасная, самая нежная! Одному Богу известно, какую страсть и любовь ты зажгла в моем сердце!

...если бы только я мог быть рядом с тобой и поддержать тебя, когда родится наш ребенок, хотя я, возможно, сошел бы с ума, увидев, как ты мучаешься. Я постоянно думаю и беспокоюсь о тебе. Пожалуйста, береги себя и нашего ребенка!

...сегодня я вспоминал, как мы плыли с тобой на корабле. Это было самое прекрасное время в моей жизни. Ты помнишь те удивительные ночи, когда мы стояли с тобой на палубе и смотрели на небо, и было ощущение, что мы летим вдвоем в бесконечном звездном пространстве? А помнишь, как хорошо мы говорили с тобой? Никогда и ни с кем в своей жизни я не говорил так откровенно с полной уверенностью быть понятым до конца.

...с тех пор, как я себя помню, меня постоянно преследовали воспоминания о моей матери. Ее постыдное поведение доводило меня до безумия, и я ненавидел ее, но и отца тоже — за его ханжество. И только сейчас, в твоих объятиях, я, наконец-то, обрел покой. Я знаю, что без тебя пропаду совсем. Патриция, родная моя, только не покидай меня! Самое большое счастье, дарованное мне Богом, — это ты. Мой ангел, береги себя!»

* * *

Патриция подняла голову. Слезы струились по ее лицу. Это письмо было таким нежным, любящим, искренним... Боже! Какое счастье у нее украли! И так безжалостно! За что?

Она продолжила чтение дальше. В последующих письмах он был так же нежен, так же писал о своей любви, но потом пошли письма полные вопросов, полные упреков, полные отчаяния. И через все письма проходила красной нитью тема большой любви к ней.

Патриция и не догадывалась, насколько сильным было его чувство. Неудивительно поэтому, что он так горевал и не доверял ей, даже после того, как раскрылось коварство Фрэнсис.

Патриция поняла, что, перенеся в детстве и отрочестве страдания, связанные с матерью, он все свои надежды связывал с ней, но он страшно боялся, что она станет вести себя, как Талиссия. Он боялся ошибки, он боялся поверить ей, он боялся допустить ее в свой неустойчивый внутренний мир.

Только теперь Патриция смогла по-настоящему объяснить для себя и его желание смерти и то, почему он так сопротивлялся ее попыткам заставить его выползти из своей скорлупы и упражняться. Теперь стало понятным и его желание жить раздельно.

Когда она заставила его лечиться и дело пошло на лад, он не хотел оставаться зависимым от нее и искал свое место в обществе.

И только теперь ей стало ясно, как сильно Эмиль любил ее. Сейчас Патриция это твердо знала. И совсем неважно было, как он разговаривал с ней в последнее время. Любовь, так ярко выраженная в его письмах, не могла умереть. Ей нужно проявить терпение и настойчивость, которую она вкладывала в его лечение.

Она будет бороться с Эмилем, чтобы снова обрести его любовь. Она будет действовать так же решительно!

И Патриция, откинувшись в кресле, улыбнулась. Судьба опять бросила ей вызов! Ей предстояло испытать свои силы, и ее ждет — она не сомневалась в этом — победа!

Она уверена теперь в любви Эмиля, и ее ничто не остановит.

Патриция быстро оделась, схватила свои перчатки и легкую шаль и, спустившись вниз, позвала дворецкого:

— Аугустус! Запряги лошадь в мою одноместную коляску. Я поеду одна в «Белль Терр».

— Но, миссис Патриция, ведь сейчас уже ночь! — стал отговаривать ее удивленный дворецкий.

— Я отлично это вижу, Аугустус! Поторопись! Я все равно поеду, чтобы ты ни говорил мне.