Колдун: Хромой странник. Змеиная гора. Руны грома

— Здрав буде, Аред-варяг, — прохрипел Алексий, с блаженным выражением на лице покидая седло. — Все ворожишь, богохульник! А мы с горькой вестью пожаловали, пришли совет с тобой держать.

— Что ж, всей армией испрошать моего совета изволите?

— Да мы и на гостиный двор проситься не станем, спешим к ночи до Рязани. То князья свои дела решают.

— На гостиный двор милости прошу, боюсь только, не всем места найдется. Такому войску, — пояснил я, — тесноваты мои стены. А что за весть?

— Батюшка наш, князь Ингвар, преставился. Мы уж отпеть его успели…

— Это мне ведомо, — ответствовал я без особых эмоций, — только мне, то что за дело до усопшего князя?

— Так как же! — возмутился было Алексий. — Стол-то нынче пуст, Юрию самое время брать дела брата в свои руки…

— Не мое дело, — повторил я совершенно безучастно. — Самое время, так пусть берет. Я с Ингваром дел не имел, он был сам по себе, я сам по себе. Возьмет Юрий стол, так то его право. Погонит бояр — и то его право. Моя крепость вон, глянь — на отшибе.

— Твоими стараниями, Коварь, Рязань нынче разорена, в упадке, а мне, как псу, с отбросов побираться! — вмешался в разговор Юрий, явно повышая тон беседы.

— Послушай, князь! Я купцам даю хороший товар. В моих складах он хранится надежно и верно. Стены высокие, каменные, и до Рязани мне нет дела, как вон карасю до жарких углей! Не ты ли, князь, шесть лет назад тот град воевал? Не ты ли восточную стену развалить пытался!

— Я законное место свое брал! Свою вотчину воевал! — взбеленился Юрий, еле сдерживаясь.

— Так получил! Что тебе еще надо? От меня-то ты чего хочешь? Денег на восстановление крепости я тебе не дам. Крутись, как знаешь. При братце твоем бояре всю казну опорожнили и тебе пустой кошель оставили, так с них и спрашивай.

— Не ты ли боярина Дмитрия холоп?!

— А где это видано, чтоб боярин у холопа взаймы брал! Ты, князь, дурака не валяй, умно дело поставишь, так, может, и сподобишься стены починить. Да только ведомо мне, что этой же зимой, если не раньше, Рязань твою пожгут, тебя самого убьют, как и всех братьев твоих.

И Давыда Муромского и Федора Коломенского, и семьи ваши. Если только не прекратите друг дружке глотки рвать за власть. Тоже мне удовольствие — владеть почти обезлюдевшей пустошью. Вместо того чтобы жить в мире и согласии, выгодно торговать и народ размножать мудрым правлением, убиваете друг друга нещадно и людей своих губите зазря. Кто же вас, убогих, кормить-поить будет, коль изведете всех под корень, а? Проклянут вас на все времена как извергов и душегубов! Вы этого хотите?!

Если нет, то предлагай что-нибудь разумное, тогда помогу без всякой корысти.

— Проклятьем грозишься! — захрипел старик Алексий. — Вот я тебе, нехристю!

— Может, и предложу, — ответил князь, не обращая внимания на визг епископа, — да только здесь ли разговаривать станем?

— Вот! Видишь, князь, как оно выходит! Как только о деле заговорил, так сразу Коварю интересен стал. Милости прошу в мою крепость. Станьте гостями, с дороги оправьтесь, а вечером и поговорим.

Клокочущий от негодования Алексий проехал мимо, видно было, что недоволен старый черт таким оборотом. Юрий нашел в себе силы вежливо поклониться и последовал за епископом. Младший брат Юрия, Давыд, видя, что прочие отправились в крепость, быстро отдал войску приказ располагаться у стен, а сам поспешил ко мне.

— Много наслышан о тебе, Коварь. Слухами о тебе, «злодее», земля полнится, да только не суеверен я! — Как бы невзначай дернув рубаху, Давыд показал мне оберег, висящий у него на груди, пониже бронзового крестика, по всему видно, старый, передаваемый из рук в руки «молот Тора».

Я прекрасно понял, что имел в виду Давыд, продемонстрировав мне этот языческий символ у себя на шее. И те слухи, что принадлежу я к роду варягов, и мое пренебрежительное, надо полагать, как и его, отношение к новой, христианской вере. Проще говоря, ему требовался союзник. Не знаю, что предложит Юрий, а вот с его братом Давыдом, наверное, стоит пообщаться без свидетелей, особенно без епископа Василия, этой ехидны с подозрительно хитрой рожей и бегающими глазками. Хотя разницы никакой, какие бы лица ни были, все одно на них хищный оскал — власти хочется! И чем больше, тем лучше!

Все равно я обязан сделать все возможное и предупредить всю эту свору мелких спесивых властителей, что близок тот час, когда явится сила, которая раздавит их словно букашек копытами бесчисленной орды. В лучшем случае оставит в живых в качестве марионеток: дергая за веревочку, затянутую на шее в виде петли, давая дышать через раз и требуя все большей дани.

Так что разошлю гонцов, передам приглашение через многочисленных купцов, неутомимо снующих по дальним и ближним краям, — авось, кто и откликнется.

Под вечер на пристани торговый люд да цеховые мастера собрались посудачить о нежданных гостях. Вся многотысячная рать муромская да рязанская весь день, почитай, отоваривалась на рынке, вот и был повод поделиться новостями.