Колечко с бирюзой

— Тебе доставляет удовольствие оскорблять меня? — спросила Наташа шепотом, чувствуя, что вот-вот слезы хлынут из глаз и выдадут ее отчаяние с головой. Она набрала полную грудь воздуха и с вызовом произнесла: — Но какое ты имеешь право разговаривать со мной подобным образом? Петр — мой жених, и я сама решаю, целоваться мне с ним или нет!

Наташа встала со стула. Глаза ее гневно сверкали, щеки раскраснелись.

Игорь пришел в себя первым и понял, что опять хватил лишку. Он умоляюще посмотрел на Наташу:

— Прости меня еще раз, пожалуйста! Порой сам себя не пойму, болтаю не знаю что!..

— Хорошо. — Наташа смущенно улыбнулась и пожала плечами. — Ты тоже меня прости, что все так получилось. Честно сказать, я очень виновата, что позволила тебе воспользоваться качалкой.

— Выходит, мир? Отныне и навеки? — Игорь протянул ей руку, и Наташа пожала его ладонь, сухую и горячую. Температура продолжала держаться. Наташа сняла висевшее на козырьке кровати полотенце и обтерла его блестевшее от пота лицо. И вдруг, поддавшись какому-то импульсу, пронзившему ее с ног до головы так, что перехватило дыхание, а в глазах заплясали разноцветные искры, Наташа склонилась к Игорю и прижалась губами к его губам, таким же горячим, как и его руки. Игорь, казалось, только и ждал этого, потому что мгновенно обнял девушку и перехватил инициативу. Он целовал ее с такой жадностью, словно в последний раз в жизни. И Наташа, вмиг отбросив все сомнения и колебания, точно в прорубь головой, устремилась ему навстречу; отдав поцелую всю свою жажду любви и счастья.

Игорь оторвался от нее первым, но не разжал объятий, а принялся исследовать девичью шею приоткрытыми губами. Наташа ощутила на своей коже легкие касания его языка и вздрогнула от внезапно возникшей и никогда ранее не испытанной сладостной боли. Она застонала и еще теснее прижалась к Игорю, и уже никто, никакие силы не смогли бы оторвать ее от него, даже появление Петра, даже Герасимова, даже самого Лацкарта… Лишь на мгновение она отпрянула от Игоря, чтобы перевести дыхание, но он тут же притянул ее к себе, с гораздо большей настойчивостью и нетерпением, чем прежде, и, прижавшись к ее уху губами, прошептал:

— Наташка, я понимаю, что это сейчас нереально, но я безумно хочу тебя!

И она, к своему стыду и ужасу, осознала, что тоже сошла с ума, если желает повторения ночи в домике лодочника, но только не с Петром, а с Игорем. Хочет почувствовать его тело рядом со своим, его губы на своих губах… И еще она поняла, что все это обязательно произойдет, независимо от ее воли и вопреки рассудку. Рано или поздно она ляжет в его постель, не раздумывая и даже если он никогда не скажет ей о своей любви…

Но тут словно какой-то стоп-сигнал сработал у нее в мозгу. Наташа отпрянула от Игоря, прижала пальцы к вискам. Господи, что же такое с ней происходит? Неужели она так развратна, что вид любого привлекательного мужчины вызывает у нее такой взрыв неуправляемых эмоций? «Ничего подобного, — пытался убедить ее внутренний голос, — весь твой любовный опыт ограничен одним-единственным мужчиной, и такой реакции не было даже в момент вашей близости». Она и сама это прекрасно понимала. Она слишком хорошо запомнила то ощущение стыда и отвращения к самой себе, решившейся на эксперимент, который дал такие весьма плачевные результаты…

Игорь исподлобья наблюдал, как меняется выражение лица девушки. Минуту назад она казалась опьяненной теми же чувствами, что и он. И вот уже растерянно и виновато смотрит на него, точно провинившаяся школьница.

— Наташа, не бросай меня, не уходи! — Он испытал нечто похожее на панику, когда Наташа оторвалась от его груди, убрала руки от его лица. Жесткие мужские пальцы впились в девичьи плечи, дыхание Игоря участилось. — Не бросай, останься со мной! — Серые глаза просили ее, умоляли… И Наташа сдалась. Она опять опустила голову на грудь Игоря, и оба, и сиделка, и ее пациент, забыв о том, что в любую минуту в палату могут зайти или толстая Елизавета, или, не дай Бог, сам Герасимов, крепко обнявшись, заснули.

Герасимов и в самом деле уже под самое утро заглянул в палату. Постоял над мирно спящей парочкой и, вглядевшись в спокойное лицо Карташова, обнимавшего посапывающую на его груди Наташу, покачался в раздумье с пяток на носки, заложил руки за спину и вышел из палаты.

Карташов, видимо, самым лучшим образом реагировал на нетрадиционные способы лечения, а из почти сорокалетнего опыта работы подполковник медицинской службы Герасимов знал, что при умелом их использовании, в разумных, естественно, дозах, зачастую удается поставить на ноги даже самого безнадежного больного.

На утро Лацкарт осмотрел Игоря, хмыкнул, пошевелив от удивления черными, в форме жирной запятой бровями и посмотрел на Герасимова: