Колечко с бирюзой

— Странные вещи, коллега, творятся в этой палате, вы не находите? Вчера этот джентльмен — чуть ли не кандидат в прозекторскую, а сейчас — хоть замуж отдавай! Что за фокусы вы демонстрируете, Карташов? Я ведь собрался вам ливер прополаскивать, а сегодня, гляжу, впору горло прополоскать в честь улучшения внешнего вида и общего состояния.

— Прощу прощения, Яков Самойлович, — Игорь виновато развел руками, — но я, право, не ставил своей целью беспокоить вас или Семена Семеныча!

— Смотри-ка, Семеныч, извиняется! — Лацкарт перевел взгляд с Игоря на Герасимова, потом обратно и весьма язвительно усмехнулся: — Выходит, мозги в относительном порядке, но я их вам, Карташов, все равно вправлю. Во-первых, три дня с кровати не вставать, во-вторых, все дела — в соответствующие сосуды! Пробежки до туалета я вам категорически запрещаю! Слышите? Категорически! И никаких разговоров! — повысил голос начальник отделения, заметив протестующий жест пациента. — Чувства юной мадемуазель мы, так и быть, пощадим, освободим от подобных обязанностей, но дипломатические переговоры с санитарами сами будете вести. Лично у меня от одного их вида изжога возникает. — Он поднял очки на лоб, склонился к Игорю и пристально посмотрел на него. — И никаких инициатив в дальнейшем! Вы меня поняли, лейтенант?

В палату вошла Нина Ивановна и пригласила Наташу к себе в кабинет. Лацкарт проводил их взглядом, а потом вновь повернулся к Игорю:

— И гляди у меня, девочку не слишком обижай, а то знаю я вас, альбатросов Тихого океана! — И, кивнув головой Герасимову, вышел из палаты.

Семен Семенович облокотился на козырек кровати, задумчиво оглядел Игоря:

— Передайте Наташе, когда она вернется, чтобы она получила инвалидную коляску на складе. Пару дней все-таки потерпите, посмотрим, не будет ли ухудшения, и, если получите «отлично» по всем показателям, разрешу Наташе вывезти вас в парк на прогулку. Только без выкрутасов, договорились?

— Договорились, — ответил Игорь и улыбнулся. — Да, нелегкая досталась доля, не будь на то Господня воля…

— Не отдали б Москвы, — подмигнул ему Герасимов и уже серьезно добавил: — А с Натальей и вправду будь осторожнее! Не испорти девчонку!

— О чем вы, доктор? — Игорь поднял в недоумении брови.

— Знаю о чем, потому и предупреждаю. У нее, говорят, жених — неплохой парень. Так что прежде разберись, что у тебя всерьез, а что — только игра. Чужую жизнь легче сломать, чем свою, подумай об этом на досуге.

Герасимов вышел из палаты, а Игорь закинул руки за голову и закрыл глаза…

А Нина Ивановна тем временем заканчивала допрос, который учинила Наташе по поводу не очень веселых событий в первой палате. Причем все подробности выпытывала с такой дотошностью, что Наташа в конце концов не выдержала:

— Нина Ивановна, я провинилась только в том, что позволила Карташову посидеть немного в качалке, но, честное слово, он не слишком сильно напрягался, когда вставал с кресла. Всего и трудов-то было — обнять меня за плечи и ухватиться за подлокотник…

— Ох, девка, дообнимаешься. — Нина Ивановна устало махнула рукой и тут же подозрительно оглядела Наташу с ног до головы. — С чего это у тебя глаза блестят? Или приставать уже надумал?

— Ничего он не надумал! — Наташа фыркнула. — Да и куда ему? — Потом смущенно спросила: — Вы меня послезавтра с дежурства отпустите на два-три часа. Мы хотим с Петром заявление в ЗАГС подать.

— Никаких разговоров, — Нина Ивановна с довольной усмешкой посмотрела на нее, — я уж, грешным делом, подумала, что ты решила ему отказать. Поезжай и ни о чем не беспокойся. А мне тоже есть о чем поговорить с твоим альбатросом.

— Это вы Игоря имеете в виду? — спросила Наташа и не выдержала, рассмеялась: — Его так Лацкарт часто называет.

— Альбатрос или не альбатрос, но парень он приятный, тут уж ни прибавишь, ни убавишь! Так что смотри: поглядывать на него поглядывай, но и про Петра не забывай. Он у тебя не хуже, а в чем-то, может, и получше будет. Я ведь вчера в Полтавском была. С Анастасией Семеновной разговаривала… Хороший парень тебе в мужья достанется, только не проворонь его по глупости.

— Что я, не понимаю, — нахмурилась Наташа, отвернулась от Нины Ивановны и уже почти шепотом добавила: — А на Игоря я не смотрю, предупреждали ведь, что он не моего поля ягода…

— А тут одному только Господу Богу известно, что он за ягода и кому принадлежит, — сказала Нина Ивановна задумчиво и затянулась неизменной «беломориной»…

Наташа вернулась в палату, и день опять закружился бесконечной каруселью плановых дел: процедур, инъекций, капельниц, очередных посетителей, уборки палаты, а кроме этого, неоднократных умываний, бритья, обеда и ужина и великого множества других занятий. От этого к концу дня отваливаются руки, болят ноги, а голова окончательно отказывается что-либо соображать. И остается лишь одно-единственное желание: послать все к чертовой матери, зарыться с головой в одеяло и отключиться хотя бы на ночь от всех забот и проблем.