Колея к ржавому солнцу

Вот ты выходишь вечером с работы, думая о том, что купить к ужину в «Перекрестке», или в какое место закатиться в ближайшую пятницу с друзьями, или о том, что жена просила новые туфли взамен тех, у которых лопнула подошва, а тебя вдруг останавливают двое коротко стриженных мужиков в черных кожаных куртках. Высверливая в тебе дыры стальными взглядами, они интересуются, когда ты собираешься заплатить долг. Ты нервно сглатываешь и чужим голосом начинаешь что-то лопотать про кризис и просевшие продажи, про то, что перестали выплачивать премии, про «я обязательно отдам».

«Кожаные куртки» кивают:

– Знаем, что отдашь. Вопрос – когда? Потому что чем раньше, тем лучше, даже тебе. Меньше придется платить. Счетчик-то тикает, деньги капают – и не в твой карман, а из него, просто ты об этом не думаешь. Что ты как октябренок?

Ты судорожно вздыхаешь, безуспешно пытаешься набрать полные легкие воздуха. У тебя начинается паническая атака. Ты расстегиваешь ворот рубашки, словно это впустит в легкие дополнительный кислород. «Кожаным курткам» твое состояние неинтересно. Их занимает только один вопрос:

– Когда?

Непослушными руками ты достаешь из кармана кошелек, открываешь его, дрожащими пальцами достаешь из него купюры.

– Все, что есть. На карте еще три тысячи. Я их сниму сейчас в банкомате, тут у метро есть…

«Куртки» презрительно щерятся на смятые разноцветные бумажки, говорят сквозь зубы:

– Не по частям. Нужны все деньги сразу. По частям надо было раньше отдавать.

Все? Там ведь сумма раз в двадцать больше, чем у тебя сейчас за душой.

– У меня нет столько! – взвизгиваешь ты. – Где мне их взять?..

– Найдешь, – пожимают плечами «куртки», – если не хочешь, чтобы мы завтра твою дочку забрали из садика.

Тебе становится страшно. Так страшно, что ты едва стоишь на ногах. Бледнея, ты вдруг чувствуешь себя коктейлем в шейкере у бармена в том заведении, где ты с коллегами отмечал покупку нового «кашкай», взятого по программе автокредитования. Внутренности смешаны и взболтаны – сердце ушло под колено, печень всплыла на место сердца, а почки ты сейчас, кажется, выблюешь одну за другой.

– На следующей неделе, – сипишь ты в ответ на очередное «когда?» «кожаных курток». – После выходных.

Ты даже сам себе не веришь, просто хочешь, чтобы «куртки» исчезли, дали тебе отдышаться, собраться с мыслями. И коллекторы вдруг уходят, удовлетворенно кивнув. Провожая их взглядом до дорогого черного «немца», будто заехавшего сюда прямо из девяностых, ты думаешь, скольких таких же, как ты, бедолаг пришлось им выпотрошить, чтобы иметь возможность ездить на этой машине. Плывя в метро через густой человеческий суп, ты проклинаешь день, когда уступил жене и взял в кредит тот злоебучий «ниссан», всего лишь через три месяца разбитый этой дурой вдребезги. Хорошо, не убилась сама. Или наоборот – плохо. И что теперь делать? Обратиться в полицию с жалобой на незаконные методы досудебного взыскания, на то, что на тебя оказывается психологическое воздействие путем угроз твоему ребенку? Копы будут заодно с коллекторами всего лишь за обещание процента от твоего долга. Лихорадочно вспоминаешь всех знакомых, нет ли у кого родственников в ФСБ или других силовых ведомствах? Банкротство физического лица? Потом ты осознаешь, что платить все равно придется. И лучше сделать это быстрее. Где только взять деньги? Занять в долг? Ограбить банк? Продать чуть было не выблеванную почку? Найти вторую работу? Что угодно, только больше не видеть этих страшных, будто из другого времени, людей и их скучающие лица… Перекредитоваться в другом банке? А что? Наверное, это выход. Пусть в этот раз жена берет, у тебя теперь неважная кредитная история, а вы ведь еще собирались к лету дачу покупать…

Недели три Инга занималась отчетами и бухгалтерскими выкладками, понимая, что ее взяли по блату на место, которого попросту нет в отлаженной цепочке рабочих звеньев и корпоративных пищевых цепей в фирме. В другое время она бы подошла к боссу, Михаилу Веллеру, которого звали Аба́ Арнольдович, и уволилась по собственному желанию, но не сейчас. Каждый раз, когда у нее свербило так поступить, Инга думала, какими глазами на нее посмотрят мать с отцом.

Семья – методично повторяющееся молчаливое неодобрение твоих поступков.

А потом Аба Арнольдович, носивший «здравствуйте-я-ваша-тетя-покровско-воротную» фамилию Козаков, заехав в офис во время обеденного перерыва в банке, вызвал ее в свой кабинет и сказал:

– Здравствуй, Инга. Садись… Хорошо выглядишь… Времени у меня мало, давай сразу к делу… В общем так. Я к тебе пригляделся. Мне понравилось, как ты работаешь… Будем считать, что твой испытательный срок благополучно завершился. Пора тебе приступать к обязанностям, для выполнения которых тебя сюда и взяли.

Оказалось, что у его фирмы были второе дно и двойная бухгалтерия. Агентство кредитовало частные и юридические лица, которым отказывали банки, – высокие риски под высокие же процентные ставки. Выступало в роли Алёны Ивановны, старухи-процентщицы. И проблемы невыплат и просрочек здесь решались жестче.