Колесо Фортуны

— Не кощунствуй, Григорей Николаич! В Священномто писании как сказано? "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог". Совсем не к месту ты это приплел.

— Очень даже к месту! Сказано ведь: глас народа — глас божий…

— Эка — вьюн! Из пальцев вывертывается… То — глас народа, а ты дворцовых сплетников повторяешь.

— Так они для нас народ и есть. Мы средь них, они средь нас. Неужто мне холопов или на Охту ехать чухонцев слушать?.. Сплетники они, конечно, сплетники, только ведь через них мы новости узнаем, кои "Санкт-Петербургские ведомости" не печатают… Есть и другой слушок, только повторить не смею… Язык не поворачивается…

— Как-нибудь повернется. Кабы не собирался говорить, так и не заикнулся бы. Выкладывай, что у тебя там припасено.

— Только уж не серчайте, ваше сиятельство! За что купил, за то и продаю. Прошел такой слух, что собирается наш государь император своего любимчика, генеральс-адъютанта Гудовича, поставить… Малороссийским гетманом…

— Ну-ну, братец, совсем заврался! — нахмурился Разумовский.

— Ах, ваше сиятельство! — горестно всплеснул руками Теплов. — Да я первый был бы счастлив увериться, что сказанное — вранье-с… Думаете, легко было выговорить эту подлость, сказать, что моему благодетелю собираются нанести такое оскорбление? Только из рабской преданности я счел долгом упредить вас…

— Ладно, хватит об этом, — оборвал Разумовский.

Пауза затягивалась, становилась все напряженнее.

— Неужели, — сказал Сен Жермен, — неужели император сам не понимает или ему не докладывают, что некоторые его поступки порождают недовольство?

— Отчего же-с? Тайной канцелярии нет, но языки и уши остались. Доносы, как на меня, пишут не всегда, но ведь можно и на ухо… Охотники до того всегда найдутся.

— Как же он решается покинуть столицу, в которой остаются недовольные, обиженные им люди? СУДЯ по вашим словам, их не так уж мало… Разве не опасно — оставлять у себя в тылу недовольных?

— Сам-то он, может, не догадался бы, за него Фридрих догадался. Император вот их сиятельству хвастал письмом Фридриха, восхвалял его мудрость. Фридрих ему присоветовал всех недовольных и подозрительных взять с собой в поход — там они будут все время у него под глазами и ничем повредить не смогут.

— Вполне в духе Фридриха, — сказал Сен-Жермен. — Только, боюсь, не очень осуществимо. Можно взять с собой десятки людей, но ведь, вы говорите, недовольство ширится во всей гвардии?..

— Кто-нибудь присоветует, он и гвардию за собой потащит…

— Кто ж ему это посоветует? — спросил Разумовский.

— А хотя бы вы, ваше сиятельство, — осторожно-сказал Теплов.

— Ох и хитер же ты, Григорей Николаич! Нет уж, ищи других охотников голову подставлять, мне моя пока не надоела…

— Не вы, другой найдется… Только напрасно вы насчет своей головы. Император ее очень даже ценит. А уж коли получится завтрашнее представление, вы будете в прочном фаворе, а барон Корф пудовую свечу за ваше здравие поставит…

— Представление? Какое представление?

— А вы глашатаев не видели, не слыхали? По всему Петербургу сейчас с барабанным боем ходят, провозглашают монаршее соизволение и разрешение господина полицеймейстера Корфа… Видите ли, еще покойная Елисавет Петровна все мечтала переехать в новый дворец Растреллиевой постройки на берегу Невы. Помните, мы проезжали, издали изволили его осматривать?

— Помню, весьма импозантное здание.

— Елисавет Петровна самую малость не дождалась, померла. Постройку кончили, а поселиться во дворце нельзя — ни подойти, ни подъехать. Мы ведь тоже не смогли — вся площадь завалена. Корф мечется, кричит, командует, голос сорвал, все одно толку нет. А император в одну дуду — очистить дворцовую площадь, подготовить новую резиденцию. Совсем барон впал в отчаянность… Тогда их сиятельство и присоветовали барону:

"Иди, Николай Андреич, к императору и скажи, коли всего того хлама не жалко, то не нужно никаких рабочих. Надо объявить по городу, что, мол, такого-то числа всем жителям города без различия пола, возраста и всех прав состояния, а также всем пришлым и приезжим разрешается без всякой мзды и пошлины брать и уносить в собственное пользование все строительные материалы в любом количестве, ломать и разбирать балаганы и мастерские. Увозить и уносить можно на себе, на подводах, на лодках, кому на чем придется…" Барон сомневался, колебался, потом все-таки императору доложил. Тот засмеялся и сказал… Не смею повторить, ваше сиятельство…

— Эка, оробел вдруг… — усмехнулся Разумовский. — Император сказал: "Сделай, как советует граф Разумовский. Он лучше нас с тобой знает, на что способен "русски мюжик"…" Это их величество пожелали мне напомнить, что все вокруг благородного происхождения, а я в графы — из мужиков… Я помню!

День выдался погожий, даже теплый для этой поры.