Колесо сансары

Болезненное, искажённое веками наследственного отбора существо. От самого рождения обладающее невероятными запасами суго. Скромным (но отлично контролируемым) количеством сеф. И исчезающе малой ци. Дисбаланс суго и ци во мне столь чудовищен, что, как я уже сказал, без помощи моего недетского разума выжить Оониси Акено не смог бы. Умер во младенчестве. Как умерли мои покойные старшие братья и сестра.

Хорошо, что ещё в прошлом воплощении я отработал использование Духовного Двойника и мог почти без отрыва бдеть, радея о здоровье тела. Когда взрослые отворачивались, я даже, наплевав на шанс раскрытия моей тайны, складывал непослушные младенческие пальчики в девятую мудру, более известную как мудра аскета, и упорно преобразовывал, преобразовывал, преобразовывал суго в ци. Всеми силами выправлял дисбаланс. Когда на меня смотрели - просто размеренно дышал, медитируя и с пусть меньшей эффективностью, но прежним упорством преобразуя суго в ци. И нормализуя по мере сил круговорот жизненной энергии, которую так и норовил пожрать ненасытный мозг. К счастью, моё хирватшу продолжало развиваться, поэтому почуять, смотрят ли на меня в какой-то определённый момент (и при нужде моментально затаиться, оберегая свою тайну), не составляло ни малейшего труда.

Неудивительно, что я прослыл апатичным, едва жизнеспособным ребёнком. Первые два года я просто не рисковал отвлекаться на что-либо, кроме борьбы за выживание своего третьего тела. То есть лежал, дышал, молчал. Без отрыва от этих занятий пил материнское молоко и глотал растёртые кашицы: овощную, фруктовую, рисо-рыбную, реже рисо-мясную. Практически постоянно молчал, намекая матери и наёмным нянечкам, что пора менять пелёнки, не обычным возмущённым рёвом здорового младенца, а лишь вежливым похныкиванием, больше похожим на кашель или кряхтение.

Да чего там, я даже глаза почти не открывал!

Регулярно приглашаемые обеспокоенными родителями медики, проводя осмотры, щупали меня Целительным Касанием, пара даже использовала диагностические цем-печати. И дружно говорили то, что я знал и без них: дисбаланс энергий, переразвитие суго в ущерб ци, угнетение почти всех девяти органов* и жизненных функций в пользу слишком активно работающего мозга. Советы целителей также не отличались разнообразием. Все они рекомендовали понемногу отпаивать дитя подогретым красным вином с пряностями, регулярно - не реже двух раз в день! - растирать моё хилое тельце мазями, предотвращающими застой телесных жидкостей (самыми популярными оказались смеси на основе листьев фаш, толчёного жемчуга и крапивы). А ещё добавлять в питьё и еду стимулирующие добавки с горным мёдом и женьшенем.

/* - сердце, лёгкие, печень, почки, позвоночник, желудок, мочевой пузырь, кишечник, семенные железы. И да, автор в курсе, что лёгкие и почки - парные органы. Но это медицина, не вылезшая из средних веков! Аутентичная китайская с её киноварными пилюлями - это вообще полный мрак, да и японско-вьетнамско-корейская недалеко ушла...

Для особо недогадливых поясняю: истинное устройство и функции организма многие местные медики знают получше земных, хотя бы за счёт улучшенных чувств. Но эти познания составляют цеховую тайну и пациентам - да даже порой ученикам! - их не раскрывают./

Оониси Макото и Аи, мои родители, вздыхали. Но без протестов платили за весьма-таки не дешёвое лечение, способное в кратчайшие сроки вчистую разорить менее состоятельных людей.

Какой ни есть, а всё же сын. Наследник. Причём выживший, не в пример другим детям...

Аи вообще редко меня оставляла. Сидела со мной, не бросив на одних нянек. Напевала своим красивым, но слабым голосом песни - и колыбельные, и любовные плачи, и переложенные на музыку моления. Вслух читала мне книги Священной Дюжины и повествования о чудесах (которые сама очень любила, даром что половина этих повествований - особенно та, что с участием магов, священства и демонов - откровенно страшна и кровава). Гуляла, взяв меня на руки, по заднему двору немаленького дома семьи Оониси, густо засаженному различной зеленью; утомясь, присаживалась в резной беседке под вишнями или на скамье у маленького пруда, откуда открывался замечательный вид на искусственный водопадик.

- Ах, малыш мой, маленький Акено, - вздыхала Аи, - когда же ты встанешь на ножки?

- Когда буду готов, мама, - однажды ответил я. Не очень внятно, потому что почти без тренировок привести к повиновению язык, губы и всё прочее не так-то просто... однако мама меня услышала и поняла:

- Ты говоришь?! Счастье какое! Макото! Макото, господин мой! Наш сын говори-и-ит!!!

Обещание я сдержал и встал на ноги, как следует подготовившись. Исполнилось Акено к тому моменту два года и один сезон. И скажу честно: если бы не мой мухлёж с разгоном сеф, такой подвиг мне не грозил бы лет до трёх. А так... справился. Порадовал Аи.

Только в третьей своей жизни я понял, что такое - иметь не родительницу, а мать. Мамочку.

Повезло.