Колесо Сансары

Двоих безумцев с изогнутыми клинками Сервилий одолел легко, — только кровь испятнала каменную кладку, — однако третий, вывернувшийся из-за угла, успел вогнать бронзовый кинжал в шею бежавшего за центурионом легионера прежде, чем быть зарубленным.

— Вперёд! — хрипло выкрикнул римлянин, заметив мгновенное замешательство своих солдат. — Факелы!

Сопящее дыхание и звяканье доспехов в полутьме. Поворот узкого прохода — в нагрудник бьёт пущенная откуда-то из темноты стрела и с треском переламывается. Не останавливаться, иначе в этих крысиных норах их запросто перестреляют невидимые враги. Удар тяжёлым по голове — вскользь, спасает добрый шлем, — взмах со свистом рассёкшего воздух меча и валящееся под ноги обмякшее тело. Не останавливаться!

Кишка прохода внезапно обрывается. Перед воинами громадный зал, очертания которого теряются во мраке — полтора десятка факелов не в силах разом пожрать всю тьму, затопившую святилище. Но всё-таки темнота отступает, и тогда Сервилий видит статую из чёрного камня посередине зала — и фигуру в чёрном перед ней. Фигура поворачивается, обозначается светлое — оттенённое окружающей тьмой — лицо и длинные волосы. Женщина. Наверное, жрица местных богов-кровопийц (Сервилий слышал жуткие рассказы о том, что пленных пуны закалывали на алтарях). Пришла расплата — кровь жертв падёт на головы убийц… Кто-то из его солдат с силой мечет в жрицу дротик.

Лёгкое копьё пронизывает воздух, но жрица чуть поводит рукой — и дротик бессильно отлетает в сторону и звякает о каменные плиты пола. И тогда Сервилий прыгает вперёд, вытягивая руку с мечом, чтобы пронзить это порождение Эреба. Опытный воин чувствует всем своим существом — ещё миг, и его испытанные легионеры побегут с воплями, бросая оружие. И тут же центуриону кажется, что он оказался в воде — и не в воде даже, а в густой липкой патоке, в которой вязнут руки и ноги.

…Тело медленно плывёт по густому воздуху, словно способность вновь коснуться стопами пола утрачена навек. Рука с мечом тянется, тянется — и никак не может дотянуться до проклятой фигуры в чёрном. От жрицы течёт голубое сияние, оно обволакивает Сервилия, и сотник не в силах разорвать путы. Его тащат на заклание, под кривой жертвенный нож, а он, молодой и сильный мужчина, сейчас бессильней новорождённого младенца. Проклятье богам!

Однако в глазах женщины возле статуи Танит нет злобы, нет предвкушения кровавого торжества: она смотрит на Сервилия спокойно, даже чуть-чуть грустно. Чёрное одеяние соскальзывает с её плеч, по которым живой волной рассыпались густые, длинные и пышные волосы, и с отчётливо слышимым в упавшей на храмовый зал тишине шорохом спадает на камень плит. Мрамор обнажённого прекрасного тела — римлянин видит его неуловимо-краткое мгновение — окутывает голубая ткань, и цвет этой ткани — точь-в-точь цвет того липкого, которое сковало движения воина. А за спиной жрицы разворачиваются огромные сильные крылья, крылья громадной ночной птицы.

Голубая женщина взмывает вверх. Ветер, рождённый взмахом могучих крыл, проносится по святилищу — пламя факелов трепещет, бьётся, словно охваченное паническим страхом. Лязг железа — воины роняют мечи и копья, закрывая глаза ладонями и падая на колени. На колени — они, неустрашимые солдаты гордого Рима!

Сервилий тоже падает — незримые путы распались, — едва успев инстинктивно принять на выброшенные вперёд руки (меча он не выпустил) тяжесть тела в панцире и сильно ударившись при этом лицом о подножие статуи богини Танит. Шлем слетает с его головы — ремень лопнул — и со звоном катится в темноту.

Не теряя времени — солдат Рима всегда солдат — центурион поднимается. Голова чуть кружится, однако Сервилий бросает быстрый взгляд вверх — никого и ничего. Левой рукой латинянин убирает упавшие на лоб слипшиеся от пота пряди волос, машинально касается щеки — на пальцах остаётся кровь. Солдаты ещё не пришли в себя, и в их остекленевших глазах отражается дрожащее пламя факелов. Язык с трудом ворочается во рту, цепляясь за зубы, но Сервилий, пересиливая подкатившую дурноту, выталкивает из себя:

— Огня! Не оставим здесь камня на камне! Delenda est Carthago!

На ногах стоять непросто — слабость ещё не покинула тело, — и римлянин опирается ладонью о камень статуи. На каменном одеянии Танит остаётся кровавый след: Владычица Ночи в последний раз испила тёплой крови в святилище Кар-Хадташта…

…Шагая по горящим улицам, центурион думал о том, что случилось в храме Танит, и о том, кому он расскажет об этом по возвращении в Рим. Ему есть, кому рассказать: Марку и, конечно, Лукреции — в храме Весты наверняка заинтересуются. Великий Рим собирает не только богатства и оружие поверженных врагов — он подбирает и крупицы Знания. А словам патриция поверят — поверят, даже если ему нечем их подтвердить!