Кентон сопротивлялся, как мог, но был не в силах освободиться из мягких объятий сна, смыкавшихся вокруг него. Его тело оцепенело. «Спи, спи», – сонмы осколков сна проникали в него, попадая в кровь, разносясь по венам, по нервам, туманя его сознание.
Ниже и ниже опускались его веки.
И наконец он уже не мог больше сопротивляться. Гремя цепями, он повалился на Сигурда…
Что-то внутри шепотом велело Кентону проснуться, что-то дотянулось до него сквозь пелену волшебного сна и пробудило его сознание. Медленно стали подниматься тяжелые веки, а затем остановились, повинуясь какому-то предостережению. Едва приоткрыв глаза, он осмотрелся. Цепи, приковывавшие к веслу его запястья, были длинными. Во сне он передвинулся и сейчас лежал на скамье, положив голову на вытянутую руку. Он обернулся на палубу из слоновой кости.
Там, стоя на краю, смотрела на него сверху Шарейн. Бледно-голубые вуали, сотканные руками давно уже мертвых ассирийских дев, обвивали ее тонкую талию, ниспадая к стройным ногам, обутым в сандалии. Ее черноволосая служанка Саталу стояла рядом, пока хозяйка, склонившись над ямой, изучающе смотрела на Кентона.
– Госпожа, – сказала Саталу, – он не может быть слугой Нергала, ибо слуги Нергала приковали его здесь.
– Нет, – задумчиво ответила Шарейн. – Нет, в этом я ошиблась. Будь он слугой Нергала, он не смог бы перейти барьер. И Кланет не насмехался бы надо мной… таким образом…
– Он очень красив и молод, – вздохнула Саталу. – И силен. И он сражался со жрецами, как лев.
– Даже крыса, загнанная в угол, будет сопротивляться, – презрительно ответила Шарейн. – Он позволил заковать себя в цепи, как побитый пес. И он лгал мне! Он пришел ко мне в чужом оперении, неся меч, которым не может пользоваться! О! – вскричала Шарейн, и этот крик походил на плач. – О, Саталу, я пристыжена! Лжец, трус и раб – и все же в моем сердце что-то шевелится, как никогда раньше не шевелилось. О, я пристыжена, мне стыдно, Саталу!
– Не горюйте, госпожа Шарейн! – Саталу взяла ее руки в свои. – Возможно, он вовсе не таков. Откуда вы знаете? Возможно, он говорил правду. Откуда нам знать, что произошло в мире, который так давно потерян для нас? И он очень красив… и молод!
– Но все же, – произнесла Шарейн, и горечь была в ее голосе, – он раб.
– Шшш! – предупредила Саталу. – Захел идет.
Они развернулись и пошли к каюте Шарейн, исчезнув из поля зрения Кентона.
Раздался свист. Рабы зашевелились, и Кентон зевнул, поднялся, протер глаза и взялся за весло.
Его сердце ликовало. Нельзя было иначе понять слова Шарейн. Он ей нравился. Возможно, нить этой приязни была тонка, но все же он ей нравился. И если бы он не был рабом – когда он перестанет быть рабом – что тогда?
Тогда это будет уже не нить. Кентон рассмеялся, но тихо, чтобы Захел не услышал. Сигурд удивленно взглянул на него.
– Рог сна, должно быть, даровал тебе радостный сон, – пробормотал он.
– Поистине радостный, – ответил он. – Такой сон, который истончит наши цепи, чтобы мы смогли разорвать их.
– Побольше бы таких снов присылал Один, – прорычал северянин.
Глава 9
Сделка Шарейн
Когда Захел вновь подул в рог, Кентон мог уснуть и без него. Острый глаз надсмотрщика разглядел уловку Сигурда, и теперь он непрерывно наблюдал за Кентоном, хлеща его кнутом всякий раз, когда тот не налегал на весло всем телом, позволяя северянину грести. Руки Кентона покрылись волдырями, болела каждая кость и каждая мышца, а разум, теплящийся в измотанном теле, был затуманен.
И так продолжалось последующие пять ночей.
Однажды он стряхнул оцепенение и задал Сигурду вопрос, не дававший ему покоя. Половина гребцов в яме находилась за чертой, отделявшей черную палубу от палубы слоновой кости, за чертой, которую не могли пересечь ни Кланет со своей командой, ни Шарейн со своими женщинами. Но Захел свободно перемещался с одного края ямы к другому, да и другие жрецы тоже, Кентон видел это. И хотя он никогда не замечал здесь Кланета, Гиги или перса, он не сомневался, что они могут поступать так же, когда захотят. Почему же тогда черные жрецы не переходят на другую сторону и не врываются в розовую каюту? Почему Шарейн и ее женщины не возьмут черную каюту в осаду? Почему они не обрушат свои стрелы, свои копья в яму на головы черных жрецов?
– Это корабль колдунов, – ответил Сигурд, – и заклятье, что лежит на нем, не из простых.