Потом они опустились на сундук, устроившись между попадавших на него вещей, и какое-то время просто обнимали друг друга, не двигаясь и тяжело дыша.
– Кен-на… – прошептал Льеф, привыкая к имени, которое не произносил почти никогда. А Кена молчала и только крепче вжимала его в себя.
Глава 9. Весна
– Почему ты никогда для меня не поёшь?
Кена, до тех пор смотревшая Льефу в глаза и внимательно слушавшая его, потупила взор.
Зима подходила к концу, но в усадьбе Хальрода всё шло своим чередом. Разве что сразу после Соколиной ночи случился переполох – все говорили, что кто-то взломал стабур, где хранились платья и прочее добро. Но – как ни странно – ничего не взял. Кена бледнела каждый раз, когда слышала обрывки подобных слухов, но Ингвар, старший из сыновей эрла, почти сразу же с хохотом сообщил, что кто-то, ведомый мёдом и волей богов, решил устроить себе первую брачную ночь.
Хальрод поворчал, но правоту сына признал – иного объяснения тому, что произошло, он тоже не нашёл. А поскольку мёд в Соколиную ночь лился рекой, никто так и не вспомнил, кто наворотил дел в стабуре.
Через несколько дней скандал утих, и о нём никто не вспоминал, а размеренная домашняя жизнь потянулась своим чередом.
Льеф, конечно, больше так не рисковал. Наутро он и сам немного удивился тому, что натворил – но всё равно не жалел. Вспоминая гибкое нежное тело, извивавшееся под ним, он думал, что сделал бы так ещё и ещё. И нужно было сделать это давно.
Спустя пару недель после случившегося северянин отвёл Кену в подземный дом. Здесь было не так мягко и тепло, и удалось лишь уткнуть её лицом в стену и взять со спины. И хотя Кена была сладкой и нежной изнутри, Льеф отчётливо ощутил, что это не то. Он часто и торопливо целовал Кену в шею, молча извиняясь за то, что это всё, что он может ей подарить. А когда всё закончилось – долго не выпускал из рук, вопреки всякому смыслу опасаясь, что девушка сбежит.
Кене и вправду после этого раза было не очень хорошо, но через некоторое время она успокоилась и снова льнула к северянину.
– Не хочу возвращаться к ним, – прошептала она, вжимаясь в плечо Льефа щекой.
– Я тоже не хочу, чтобы ты уходила. – Льеф помолчал и добавил: – Мы уедем, как только двинутся льды.
– Твой отец нас отпустит?
– Я не буду спрашивать. Ты моя, а не его.
Кена ничего не сказала. Хотя слова эти и звучали неправильно, ей всё же становилось от них спокойно. И казалось, что если только Льеф будет рядом, то всё всегда будет так же хорошо, как теперь.
***
– Ты не ответила на вопрос.
Кена чуть отодвинулась, обняла колени руками и положила на них подбородок.
– Я не пела с тех пор, как ты меня увёз, – тихо сказала она.
Льеф опустил ладонь на её согнутую спину и провёл к пояснице.
– Тебе всё ещё снятся сны? – спросил он.
Кена быстро кивнула.
– Я не хочу об этом говорить, – сказала она. – И да, если ты спросишь – я хотела бы вернуться домой. Но что было – прошло. Я на всю жизнь останусь рабыней. Сигрун сказала… удача навсегда покинула меня.
– Сигрун не могла так сказать.
– Мы оба знаем, что это так.
Льеф молчал. Кена была права. Раб всю жизнь оставался рабом. Даже если бы господин отпустил её – чего Льеф делать не собирался – на Кене на всю жизнь останется клеймо.
А для Льефа уже не имело значения, что чужачка проиграла. Сила, судьба и воля богов – все эти слова теряли смысл, когда они с Кеной оставались наедине, потому что Льеф просто хотел, чтобы Кене было хорошо. И ещё – чтобы она стала такой, какой Льеф впервые увидел её.
– Моя мать была рабыней, – сказал он после долгой паузы то, чего вслух не произносил никогда. – Но мне рассказывали – у неё были драгоценности, платья и меха. Было то, чего нет у многих жён. Дай мне срок.
Кена невольно провела рукой по волчьей шкуре, и, словно поняв, о чём она думает, Льеф наклонился и обнял пленницу со спины.
– Не снимай её, – шепнул он в самое ухо Кене, и по телу девушки пробежала дрожь. – Пока она с тобой, я тоже буду рядом.
– Так и есть, – Кена обернулась и коснулась поцелуем губ Льефа – в первый раз она осмелела настолько, что сделала это сама.
Льеф замер от неожиданности, но через мгновение принялся яростно целовать её в ответ.
– Только боги знают, как я хочу тебя… – прошептал он.
– Прямо здесь?
Льеф качнул головой.
– Потом. Когда мы будем только вдвоём. Когда я дам тебе всё, чего бы ты хотела.
Кена закрыла глаза и прижалась к щеке Льефа лбом. Какое-то время молчала, а потом спросила:
– Ты правда хотел бы, чтобы я спела?
Льеф кивнул и убрал с её щеки непослушную прядь волос, приоткрывая лицо.
Кена на секунду подняла веки, чтобы взглянуть на него, а затем снова опустила и, не отстраняясь, запела – протяжно и негромко, но так, что голос её разливался далеко над рекой, подобный крикам чаек над морской волной.
Она пела о дальних странах и чудесных островах, о великих героях и древних богах – те песни, которые знала. Хотя хотела бы в эти секунды петь о другом – о том, как настоящая магия творится внутри, когда Льеф обнимает её, и душа Кены переплетается в объятиях с его душой.
***