Колючка в сердце (СИ)

Ни ругать, ни, тем более, бить дурачонка я не собирался, максимум — слегка пожурить, но — попозже, когда увижу и оценю причиненный им себе ущерб. Без особых сантиментов развернув подростка, ухватил его за окровавленное запястье. Сергей, крича на меня широко распахнувшимися в ответ на прикосновение глазами, все так же молча рванул руку обратно, и я его отпустил. Разумеется, гораздо проще было бы скрутить и принудить силой, но внезапно проснувшаяся интуиция подсказала — нельзя, напугаю еще больше. Ладно, попробую уговорами: отступив за пределы кабинки, я снял с крючка забытый Леркой махровый халат и протянул жмущемуся к стеклу мальчику. Тот ощутимо напрягся и вновь спрятал пострадавшую руку за спину.

— Больно? — спросил я, продолжая предлагать халат.

Мой ангел пару секунд подумал и кивнул.

— А зачем тогда резался?

Сережка вновь задумался.

— Так нужно, чтобы больно, — наконец глухо и неразборчиво пробормотал он и опять замолчал.

Но начало диалогу уже оказалось положено — малыш заговорил, налаживая между мной и собой незримую тоненькую ниточку связи.

— И насколько сильно больно? — задал я следующий вопрос, чтобы ее укрепить.

Подросток дернул плечом и глянул неодобрительно. На этот раз его голос прозвучал намного уверенней.

— Сам порежься — и узнаешь, — заявило это непостижимое существо, пальцами ноги осторожно придвигая в мою сторону уцелевший при падении осколок.

Похоже, мальчик убедился, что наказание откладывается, перестал бояться, рассердился на учиняемый мною допрос и жаждал, чтобы от него отстали.

Выпущенные им колючки радовали необычайно.

Внутренне взвизгнув от счастья, я выдал:

— А тебе нравится боль? Только честно.

Уу-у-у, как же на меня посмотрели! Прям навылет!

— Нет, — вякнул Сергей, заливаясь краской. — Не нравится! Но так нужно! Чего тут непонятного?

Он заметно ожил, более не напоминая зомби — ну да, разумеется, мы ж с Наташей ему вечерние таблетки дать забыли — и теперь замерзал, весь покрытый пупырышками, в мокрой насквозь простыне.

— Холодно? — посочувствовал я, предлагая халат в третий раз.

Ёжик клацнул зубами и вздохнул, признавая — да, ему холодно.

— И руку покажешь?

Ёж отпрянул и вновь вжался в «обжитый» угол. Он опять боялся.

Тогда я решил испробовать другой аргумент, впрочем, не слишком надеясь на успех:

— Порезы нужно обработать йодом. Это тоже очень больно. Честно.

За спиной скрипнула дверь, и в образовавшуюся щель просочился Лерка.

— Ого, — только и сказал юноша, обозрев кровавые потеки и кучу зеркальных осколков в раковине. — Он что, вены покорнал? — и уже Сергею: — Кончай концерт, придурок. Достали среди ночи орать.

А потом отобрал у меня халат, смело шагнул к пытающемуся раствориться в кафеле подростку и одним решительным движением завернул его в махровую ткань.

— Пошли, чудик, — велел много чего навидавшийся в борделе потаскун затрепыхавшемуся было конкуренту, — ты ж заледенел совсем.

И мой ангел прекратил артачиться и покорно поплелся, куда повели. Затащив пацаненка на кухню, Валера усадил его в свой любимый угол, к холодильнику, не обращая внимания на оказываемое сопротивление, выпростал из недр халата и разложил на столешнице продолжающую кровить искромсанную руку.

— Звони своей Алинке, — выдал юноша, закончив осмотр повреждений. — Тут и тут штопать надо, а в травмпункт ты его вряд ли повезешь.

И протянул мобильный.

Я вздохнул и по памяти шустренько набрал номер сестры. Мне предстояло невеселое объяснение с разбуженной среди ночи женщиной и много-много вполне заслуженных плюх за то, что недоследил за доверенным мне мальчиком, но, увы, лишь Алина зашьет так, что шрамы будут почти незаметны.

====== Глава 5. Сергей. Начало апреля 2012 года. Когда даже думать страшно ======

Я замер в нижней кладовке, той, что при кухне, забившись за стеллаж с коробками, и едва дышал. Крыса была совсем рядом, в каком-то полуметре — крупная, серо-бурая тварь стояла на задних лапках и принюхивалась, топорща веера усов. Гадина, безусловно, учуяла меня и теперь вычисляла мое убежище.

А я ее боялся. Так боялся… До темной пелены перед глазами. В «том» подвале бегало много крыс. У них были маленькие холодные лапки, длинные голые чешуйчатые хвосты и бритвенно-острые беспощадные зубы.

Нарождающийся крик защекотал где-то в солнечном сплетении, и я заткнул его, прикусив костяшки пальцев. Нельзя кричать, нельзя, Лерка будет ругаться. А крыса уйдет сама. Еще немножечко понюхает, найдет другую еду, повкуснее, и уйдет. А меня не тронет, честно-честно, я ей не нужен…

Дверь кладовки распахнулась, грызун испуганно пискнул, спасаясь, и порскнул прочь — прямо в угол, где я от него таился. Он прошмыгнул прямо по моим босым ступням, чиркнув по голой щиколотке коготками, и я таки заорал, шарахаясь к стенке шкафа и проваливаясь в бездну более не контролируемой паники. От толчка с полок посыпалась посуда, ударяя меня по голове и плечам и лишь усиливая мой и без того немаленький ужас. И мир перестал существовать.

Крысы-крысы-крысы!!! А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!