Колхоз: Назад в СССР

Кошка с меня соскочила и молнией в угол двора, подальше от двинутых людей. Чувствую, кожу щиплет и дерет. Ну капец, там теперь сто процентов следы остались. Я же с бабкой на руках к ступеням подхожу, чтоб подняться в дом, а соседка об дверь, что есть убилась, и вместо «Помогите» просто воет.

— Ольга Ивановна, да вы успокойтесь. Сейчас я бабу Зину положу, так и Вам хорошо сделаю.

Говорю тихо, спокойным голосом, как обычно рекомендуют с сумасшедшими беседовать.

Хотя, на самом деле, очень хотелось и Стефановну к чертовой матери бросить, нашла время, когда умирать, человек в трусах вообще домой шел, и Ивановне рот заткнуть. Ну, это же невозможно. Дурдом!

Благо, кто-то из присутствующих в доме, догадался со всей силы дверь толкнуть. Смотрю, на пороге — Настя, дядькина жена.

— Вы тут чокнулись что ли?

В этот момент она меня увидела. С бабкой Зиной на руках. Ольга Ивановна от удара дверью на сундук отлетела. Села на него, ноги задрала, уж не знаю почему, и крестится. То сама, то меня.

— Вот. Стефановна умерла, мне кажется. — И вперёд руки чуть протягиваю, на которых бледная бабка лежит.

Настя назад попятилась, а потом громко так говорит.

— Витя…Вить…

Но хоть не орет, животными не швыряется, и об стены не бьётся.

Тут из-за ее спины все повылазили. Сначала Машка, но сестрица сразу охнула и обратно нырнула. Потом Андрюха появился, а за ним дядька.

— Етить-колотить… Ты где, гаденыш, был?

Дядька шаг ко мне сделал и я прямо по его лицу понял, что ремня могут в любом возрасте всыпать. Так он ещё за этот самый ремень берется, расстёгивает его и начинает из брюк вытаскивать.

Я не дурак, тоже назад отступать начал.

— Дядь Вить. Да спал я. Устал сильно. Спал весь день.

— Спал, говоришь… — Виктор продолжает ко мне идти, а ремень так уже вообще в руке, пополам свёрнутый.

— Меня, — говорю, — Бить нельзя. Если Вы для этих целей ремешок достали. У меня — бабка. Вполне возможно, мертвая.

В этот момент Зинаида Стефановна голову приподняла, глаза открыла, застонала и мое лицо первым делом рассмотрела.

Всякое видел. Честно. Но чтоб бабка под херову тучу лет одним движением с рук соскочила и метра на два в сторону отпрыгнула, такого, откровенно скажу, не встречал. Причем отпрыгнула, прямиком на тот же сундук, где Ольга Ивановна молитвы бормочет.

— Мы ж тебя, племянник, ужо похоронили… — Говорит дядька ласково и ремень в другую, правую руку перекидывает.

— А чего меня хоронить? — Я назад пячусь, понимаю, бабку упустил, теперь не пожалеют, прикрыться нечем. Но хоть жива, и то ладно.

— Так ты же утопился. Вон, Ольга сказала. Шел к воде. Лицо — синие, глаза — красные. Сказал, одолели все, сил нет. Топиться иду. — Виктор, наконец, остановился. Решил, наверное, все же разобраться сначала.

— Да с хера ли?! Это я так, от нечего делать ляпнул. Пошутил, типа. Зачем мне топиться? Я что, идиот?

Стоим с дядькой напротив друга друга, смотрим. И тут он выдает.

— Нет, Жорик, ты точно не в мать. Она у тебя просто дура. А ты — дурак с фантазией. Как дед наш был. Видать, в него пошел. Тот вечно по деревне с битой мордой ходил за свои шуточки.

Глава 14

Конечно, когда все успокоились, Ольгу Ивановну и бабу Зину стащили с сундука, дядька ремень обратно засунул, в ситуации мы разобрались. Я, оставляя вещи на берегу, никак не предполагал, будто они решат, что нормальный пацан надумал утопиться. И, скорее всего, не решили бы. Андрюха сразу выдвигал версию, будто нерадивый родственник просто сбежал дальше шляться. Так и говорил, что городские они те ещё лодыри и хапуги. Не знаю, при чем тут «хапуги». Может, братец, значения слова не знает. Но повторял он его несколько раз. Видимо, сочетание буковок нравится. О чем я не преминул Бычку сообщить, намекая на его тупость. Он в ответ показал из-за спины кулак. Я — средний палец. Этого жеста до сих пор Андрюха не понимал, время не пришло, но, судя по лицу, начал подозревать, что означает он какую-то гадость.

Короче, один Переросток в меня и мою адекватность верил, убеждая всех, что надо Жорика, то есть меня, искать по селу, где выпивка имеется. Ну, тоже, конечно, такое себе, алкоголиком выставил.

Но всю историю событий перевернула с ног на голову Ольга Ивановна. Очень уж она красочно рассказывала, как бедный парень топиться шел. Оно, конечно, понять его можно. Нагрузили человека деревенским бытом. У него без того стресс. Из привычной среды выдернули. Это, как уверяла соседка, она с точки зрения педагога наверняка знает. В общем, по рассказу учительницы-пенсионерки, я за пять минут успел ей во всех грехах покаяться, на жизнь пожаловаться и однозначно сообщить, будто топиться буду.

— А чего топиться? — Мне даже как-то обидно стало. Уж что-то, а подобных склонностей никогда не имел. — Может, я вообще случайно утонул.

— Если бы сам, так всплыл бы. Дерьмо, оно Жорик, не тонет. — Серьезно заметил Андрюха, за что от отца получил очередной подзатыльник, а от меня выразительный взгляд, обещающий братцу страшную месть.