Коллапс. Гибель Советского Союза

28 сентября 1991 года помощник Горбачева Георгий Шахназаров встретился с государственным секретарем Ельцина Геннадием Бурбулисом, чтобы убедить того поддержать Союзный договор[1306]

. На встрече также были советники Ельцина Сергей Станкевич и Сергей Шахрай. Бурбулис заявил, что вопрос уже не актуален. «Мы должны спасать Россию, укреплять ее независимость, отделяясь от остальных», — сказал он. Когда Россия укрепит свою государственность, встанет на ноги, «все опять к ней потянутся, и вопрос можно будет решать заново»[1307]

. Шахназаров возразил, что новый союз в большей мере отвечает российским интересам, поскольку таким образом Украина, Белоруссия и Казахстан останутся в зоне геополитического влияния России. В противном случае, «пока Россия будет приходить в себя, республики разойдутся по разным отсекам, втянутся в другие союзы, блоки, а возвращать их силой, разумеется, никто не захочет». Шахнахзаров был убежден, что страны Восточной Европы уже начали сближаться с НАТО и Украина может поступить так же: «Если это произойдет, то вместо моста [в Европу] и нейтральных государств мы получим весь военный блок у своих границ». А что же Крым? Неужели этот полуостров, неотъемлемая часть русской национальной идентичности, станет чужой территорией?[1308]

Бурбулис отвечал, что все можно урегулировать с помощью умелой дипломатии. Возможно, президенту СССР стоило бы направить свои силы на решение этой задачи, вместо того чтобы гнаться за иллюзией нового союза?[1309]

Собеседники закончили разговор, так и не найдя точек соприкосновения.

Ельцин согласился на стратегию реформ Гайдара при условии, что Запад и другие республики признают Россию великой державой и основной правопреемницей Советского Союза. Другими словами, постсоветские страны должны были обрести независимость от России, а Россия — унаследовать ядерный арсенал и другие глобальные активы СССР. Ельцин вернулся к этому вопросу через два года после распада СССР, под жестоким огнем русских националистов. В 1991 году, вспоминал он, «Россия объявила себя правопреемницей СССР. Это был абсолютно грамотный, логичный юридический шаг — особенно в области наших международных отношений…» Но российский лидер вдруг подумал и об альтернативе: «А что бы было, если бы новая Россия пошла другим путем и восстановила свое правопреемство с другой Россией, прежней, загубленной большевиками в 1917 году?» Ельцин имел в виду Российскую республику, провозглашенную Временным правительством в сентябре 1917-го. Этот вариант давал большие плюсы: «Мы бы жили по совершенно другим законам — не советским законам… А главное, мы, россияне, совсем по-другому ощущали бы себя — ощущали гражданами заново обретенной Родины. Мы бы обязательно гордились этим чувством восстановленной исторической справедливости! Несомненные выгоды от такого решения, такого поворота событий, мне кажется, тогда, в 91-м, были нами, вполне возможно, упущены»[1310]. Размышления Ельцина показывают, насколько важным он считал для себя этот вопрос.

Бурбулис затронул идею правопреемства России в своем выступлении перед российским парламентом 1 октября. «Россия — единственная республика, которая может и должна быть правопреемницей Союза и всех его структур», — заявил он. Советник Ельцина Сергей Станкевич пояснил: это не значит, что Россия немедленно возьмет на себя все функции советского государства, в частности, контроль над ядерным вооружением. Однако если республики не договорятся по этому вопросу, Российская Федерация «представляется единственным прямым» наследником советского ядерного арсенала и статуса. Станкевич намекал, что если другие республики выберут полную независимость, то постоянное место СССР в Совете Безопасности ООН должно достаться российскому государству. В качестве компенсации за это Россия была готова выплатить все советские долги[1311].