Коллапс. Гибель Советского Союза

4 ноября на закрытом заседании Госсовета в Ново-Огарево решалась судьба Министерства иностранных дел. Панкин в своем выступлении предупреждал, что сокращение МИДа поставит под угрозу вопрос о правопреемственности России Советскому Союзу. На кону были постоянное место в Совете Безопасности ООН и 15 000 договоров и соглашений. Министр также задавался вопросом, что произойдет с многомиллиардной собственностью и активами МИДа — 133 посольства, 93 консульства, 6 представительств при международных организациях, торговые представительства и тому подобное. Как выяснилось, накануне встречи Горбачев переговорил с Ельциным: «МИД — это ведь русские люди, мощное, можно сказать, столетиями формировавшееся учреждение. Так зачем же его разорять? Уж лучше возьми целиком в Россию. Придет момент, так и будет. Но сейчас-то надо беречь»[1371]. Ельцин неохотно согласился с компромиссным предложением Горбачева: объединить МИД с Министерством внешнеэкономических связей и назвать все это Министерством внешних сношений СССР. Козырев добился, чтобы его заместитель Андрей Колосовский был направлен в Вашингтон в качестве специального представителя России в советском посольстве

[1372]. Казалось, кризис разрешился.

На заседании Госсовета Панкин внимательно наблюдал за Ельциным, Назарбаевым и Кравчуком и ужаснулся их невежеству в международных делах. Он уехал из Ново-Огарево с чувством облегчения, но также с тревожным ощущением, что он и МИД — «лишь карта в игре, где ставки несравнимо крупнее»[1373]

. На самом деле Горбачев и Ельцин уже договорились за спиной Панкина предложить пост главы внешнеполитического ведомства Эдуарду Шеварднадзе. Горбачев надеялся, что у Ельцина хватит уважения к заслуженному грузинскому политику, и он оставит МИД в покое[1374].

На этом же заседании говорили и о будущем Советской армии. Маршал Шапошников доложил, что вооруженные силы сверхдержавы страдают из-за недобора призывников, сокращения финансирования и растаскивания на «национальные» армии. Украина, Грузия, Азербайджан и Молдавия объявили, что их призывники будут служить только в национальных подразделениях на республиканской территории. Республиканские парламенты настаивали на том, что дислоцированные в их границах военные должны присягать на верность не СССР, а новым независимым государствам. Страны Балтии требовали немедленно демонтировать и вывести все советские базы, включая стратегические противоракетные и зенитные комплексы. Ко всему прочему, средств на содержание советских войск и техники в Восточной Германии уже не хватало. Даже вывод военных из Центральной Европы обходился значительно дороже, чем ожидалось, — польские власти запросили высокую цену за транзит по их территории. Наконец, росла угроза коррупции и незаконной продажи вооружения и военной техники под видом «предпринимательской деятельности»[1375].

Горбачев предложил придать новый статус Советской армии, чтобы узаконить нахождение войск в теперь уже независимых республиках. Никто открыто не ставил под сомнение полномочия Горбачева как главнокомандующего. Однако обсуждение быстро увязло в трясине юридических и политических деталей. Не существовало прецедента, чтобы армия одновременно «принадлежала» нескольким государствам и ни одному в отдельности. Время шло, но прийти к согласию не удавалось. Назарбаев, Каримов и лидеры других республик Центральной Азии соглашались иметь общую армию при условии, что кто-то возьмет на себя расходы. Украина и Белоруссия продолжали настаивать, что советские войска на их территории нужно «национализировать»[1376]

.

Судьба КГБ была еще одним предметом дебатов. Это грозное учреждение оставалось под двойным командованием Ельцина и Горбачева. Они договорились использовать спецназ «Альфа» только с обоюдного согласия[1377]. Демократы в Москве хотели разделить КГБ на «российское ЦРУ» и российское Министерство внутренних дел. Председатель КГБ РСФСР Виктор Иваненко добивался, чтобы «Альфу» и Девятое управление передали в его ведомство вместе с центральным аппаратом и территориальными подразделениями. «Республика без своих органов безопасности будет беззащитна перед агрессивными требованиями соседей и действиями экстремистов», — писал он Ельцину. Среди угроз для Российской Федерации Иваненко перечислял сепаратизм, организованную преступность и расхищение госсобственности. Бурбулис его поддерживал[1378]. Однако Ельцин встал на сторону тех, кто хотел раздробить КГБ. В результате Госсовет решил, что монстра госбезопасности нужно разбить на части с равным контролем со стороны всех республик. Главой службы внешней разведки стал помощник Горбачева Евгений Примаков. Службу контрразведки передали военным. Пограничные и железнодорожные войска вошли в состав отдельного ведомства. В условиях этой огромной неопределенности сотрудники КГБ в Москве «пили водку, жгли свои черновики и смотрели по телевизору, что происходит в стране. Ждали, чем все закончится». Многие начали искать работу в пышно расцветшем секторе частной охраны[1379].