Коллапс. Гибель Советского Союза

Горбачев единственный на совещании выражал удивление по поводу «внезапности» и глубины экономического кризиса. Вместо того чтобы продвигать план Петракова, президент СССР ждал, пока Рыжков «доработает» экономическую программу правительства. Тем самым обсуждение экономической стратегии отдавалось парламентскому собранию[383]. И первое, и второе было пустой тратой времени. В атмосфере раскола, радикального популизма и стремления найти козлов отпущения только президент мог дать старт новой политике. Депутаты Верховного Совета проголосовали за повышение минимальных зарплат и другие затратные программы социальной защиты. Их не волновало, что для этого потребуется напечатать больше денег и что инфляция вырастет еще больше. В конце концов под давлением финансистов правительство Рыжкова предложило ввести 55-процентный налог на прибыль госпредприятий. Но Верховный Совет наложил вето на законопроект. В республиканских Верховных Советах творилось то же самое — национализм и экономический популизм подстегивали друг друга

[384].

22 мая в Кремле Горбачев возобновил обсуждение реформ. Под влиянием экономистов он признал вред от манипуляций госпредприятий и кооперативов. «Мы разбалансировали рынок», — заявил он[385]

. Чиновники в правительстве продолжали спорить о том, что делать. Реформа в польском стиле представлялась единственной альтернативой программе правительства. Они опасались, что за этим последует взлет безработицы до 15, а то и 40 миллионов человек. Глава КГБ Крючков предупредил о возможных забастовках. Дискуссия сконцентрировалась на том, каким образом компенсировать подорожание для беднейших слоев населения, и в конечном счете скатилась в обсуждение частностей. Когда повышать цены на хлеб? Русский писатель Валентин Распутин призвал присутствующих «обратиться за советом к народу». Примечательно, что идеи Петракова даже не упомянули на обсуждении[386].

Министр финансов СССР Валентин Павлов был одним из немногих, кто настаивал на необходимости решительных действий. Он рекомендовал поднять оптовые цены на энергоносители и хлеб, объяснив, что сохраняющееся разделение между двумя советскими валютами — безналом для оптовых цен и наличными для розничных — дает правительству уникальные рычаги для стимулирования нефтяной отрасли и сельского хозяйства, избегая при этом немедленного повышения цен на потребительские товары. Горбачев вряд ли понял, о чем говорил Павлов. Во всяком случае этому предложению не было дано хода. Рыжков заподозрил, что что президент решил переложить на него неблагодарное дело — разбираться с розничными ценами, Верховным Советом и негодующим обществом, требующим отставки правительства. И без того травмированный делом АНТ, Рыжков повел себя иррационально. Он предложил поставить реформу цен на общее обсуждение — наихудшее, что можно вообразить. Через несколько дней после встречи в Кремле Рыжков выступил на телевидении с анализом экономических проблем и объявил, что придется поднять цены. Это заявление вызвало потребительскую панику и лихорадочную скупку товаров по всей стране. Даже ближайшие помощники Рыжкова были поражены. «Очевидно — [у Николая Ивановича] сдали нервы», — вспоминал Горбачев[387].

Как бы то ни было, в Верховном Совете СССР запланированную экономическую реформу сверху снова отвергли. Возмущенные парламентарии опять вернули правительственную программу на доработку, поставив крайний срок — сентябрь. Правительство Рыжкова было обречено, но уходить в отставку не собиралось[388]

.

БИТВА ПРОГРАММ