Коллекция кошмаров

– Гаврюша, – тихо сказал Валентин да так и сел на обочину. – Ой, не могу…

Ну да, он ведь в первый раз увидел такого Гаврюшу!

А Серега неотрывно смотрел на «Скорую». Сейчас дверца откроется и выскочит папа!

Но дверца не открывалась.

Серега сунул руки в карманы и стиснул кулаки, чтобы так не трястись.

Одна рука сжала горсть серебряных монет, другая – Малинкину рогатку.

Что-то мелькнуло в голове, связанное с этой рогаткой. Малинка рассказывала, она ей досталась от деда…

Он не успел додумать.

Дверца машины распахнулась.

Гаврюша взвыл, и в этом вое собрался весь ужас тоски, безнадежности и безвозвратности из тех темных миров, куда живому человеку заглянуть не дано… к его счастью!

Валентин вскрикнул.

А Серега онемел, уставившись на выпрыгнувшего из кабины незнакомца, испачканного сырой землей, с желтовато-зеленоватой физиономией, закатившимися, незрячими глазами, с синими губами, с черной повязкой поперек лба… эта повязка называется «венчик», или «похоронная лента»…

Нет! Серега узнал его! Этого «незнакомца» он уже видел! Это был тот же самый мертвец, который возник в его купе из горсти рассыпанной земли!

Упырь!..

На долю секунды мертвец замер, чтобы распялить в улыбке свои синие, будто резиновые, губы, но этого мгновения Сереге хватило, чтобы выхватить рогатку, вложить монетку в жгут и выстрелить в чудовище.

Может статься, он и не попал бы алмазом в дупло сосны, как отец доктора Краева, однако в лоб упырю вмазал без промаха!

Лоб разворотило, и открылась чернота, из которой пахнуло тленом. Но Серега уже успел выхватить вторую монетку и отправить ее в цель. Потом третью, четвертую…

После пятой, угодившей упырю в левую сторону груди, тот подпрыгнул, с пронзительным, устрашающим стоном разваливаясь в воздухе на части. Одна рука взлетела и, зацепившись за ветку, болталась там, бессильно перебирая скрюченными пальцами. Другие куски упырьего тела рухнули наземь – и тотчас рассыпались той же самой землей, из которой мерзкая тварь была воссоздана злой магией.

Однако сейчас земля эта была подобна праху – серая, тусклая, лишенная запаха, и Серега понял, что победа осталась за ним.

Но где папа?!

Серега забрался в «Скорую», заглянул во все углы.

Отца не было. Телефон валялся на полу, около педалей управления.

Серега подобрал его и положил в карман.

Уже вылезая из кабины, заметил какой-то листок, заткнутый под ветровое стекло.

Взглянул на него – и аж голова закружилась, такая мутная невнятица предстала перед глазами:

«Аминь! За дар твой залазный бысти тебе, калугер, в керсту живьем ввержену и стояти изъязвлену в ужах словес моих, дондеже незапу не грянет наследок твой, чадо колена седьмого, могущий зрети нежить допреж полунощи…»

Серега углядел в этой сумятице парочку знакомых слов: насчет наследка и чада колена седьмого, – но сейчас было не до расшифровок какой-то ерунды, сейчас его терзало беспокойство: где папа?!

Он отшвырнул бумажку на дорогу.

– Может, твой отец успел выскочить из машины и ищет дорогу к нам? – предположил Валентин, подходя с Гаврюшей на руках.

Голова лизнула его в щеку и тихонько завыла.

– А может, он спрыгнул неудачно, ногу сломал и лежит где-нибудь беспомощный? – всхлипнул Серега. – Я пойду посмотрю! Надо его найти!

Гаврюша взвыл громче.

– Что? – спросил Валентин, глядя в глаза головы, словно в глаза человека. – Что с ним, ты знаешь? Он…

Валентин осекся.

Серега понял, что Валентин хотел спросить: «Он погиб?» – но не решился.

– Нет, папа жив! – закричал Серега сквозь слезы. – Скажи, Гаврюша, он жив?!

Гаврюша закрыл глаза, продолжая тихонько подвывать.

– Слушай… – Валентин, одной рукой прижимая к себе голову пса, другой осторожно обнял Серегу. – Сейчас надо собраться с силами. Чтобы помочь твоему отцу, мы должны быть сильными, понимаешь? Надо подумать, что с ним могло произойти. Я больше всего боюсь, что этот, – он мотнул головой в сторону серого праха, – успел его ранить. Ты понимаешь, что это значит?

– Ты думаешь, мой отец стал… – Серега не смог выговорить. – Нет, с моим папой этого не могло произойти! Не могло!

– А с Малинкой могло? – тихо сказал Валентин.

– Она была уже мертвая! Понимаешь? Ее монах оживил, а потому она…

– А может, и нет, – перебил Валентин. – Помнишь, ты рассказывал, что Малинка слышала наш разговор, она знала твое имя? Она тогда была жива, но без сознания! Может, даже в коме. Но живая! А монах ее просто подтолкнул к жизни. Но потом ее поцарапал кто-то из коридорных обитателей. А они уж точно упыри! И монах тебе сказал, что против этого перечеса ничто не поможет! Малинка именно после этой царапины стала такой страшной! И если твоего отца ранил упырь, то и он… Я, конечно, во всей этой мистике мало разбираюсь, но… давай надеяться на лучшее, а предполагать худшее, понимаешь?

Серега вздохнул.

– Давай, – прошептал он, не в силах говорить громче, чтобы не разреветься. – Но все равно надо его пойти поискать.