Коллекционер желаний

Катя неопределенно хмыкнула и отправилась на кухню. Вадим закрылся в ванной. Довольно долго, с полчаса, не меньше, он там плескался. Несколько раз принимался напевать что-то, но сам себя обрывал, соображая, что ситуация все-таки, несмотря ни на что, трагичная и пение его неуместно. Вышел из ванны он свежим и бодрым, никаких следов бессонной ночи на его лице больше не просматривалось. Вообще выглядел он очень счастливым и довольным жизнью.

Катя разлила по чашкам кофе, и они уселись за стол.

– С добрым утром, Катенька! – сказал Вадим, все так же светясь от счастья.

«А ведь он вполне мог убить, – снова подумала Катя. – Слишком уж ему выгодно».

– Ты, когда я уеду, ложись спать. Больше никто не должен тебя потревожить. Раиса, я думаю, никогда уже не придет. И… Все будет хорошо, Катюша, – проговорил он вдруг быстро и как-то виновато. – Я тебя в обиду не дам. И Игорь не даст, он защитит нас обоих.

Катя ничего не ответила. Они молча допили кофе, Вадим собрался и ушел на работу. Катя вымыла чашки, убрала в шкафчик коробку с кофе и отправилась спать.

«Мог он убить, еще как мог», – засыпая, подумала она.

Часть II

Глава 1

Он не был убийцей. Он, Евгений Ильин, был поэтом. Плохим, бездарным поэтом, но не убийцей. То, что произошло потом… Во всем была виновата она, эта ужасная женщина.

О том, что стихи его так себе, Ильин узнал случайно. До шестнадцатилетнего возраста Женя пребывал в счастливой уверенности, что поэт он от бога и что вот-вот настанет утро, когда он проснется знаменитым. Невероятная слава ждала его впереди. Он засыпал и просыпался в ожидании этого прекрасного утра. Женя писал, писал, писал по нескольку стихотворений в день и ощущал свою гениальность.

Пока, правда, печатать его не спешили. Даже журналы ни разу не взяли, даже забитые газетенки. Но это ничего, все будет, очень скоро будет. Женя свято верил в то, что наступит его звездный час, и наконец дождался.

Откуда ж ему было знать, что все закончится полным провалом и… И полным провалом.

Но в тот день он, конечно, ни о чем таком не догадывался и был счастлив, безмерно счастлив.

Городское молодежное литобъединение «Дельтаплан» проводило конкурс юных дарований. Женя услышал об этом случайно: по местному каналу прошла реклама.

Он никогда не смотрел местный канал, да и телевизор-то включал редко. А тут не пошел в школу (легкая простуда, но вполне убедительная отмазка), решил сотворить очередной шедевр, но шедевр с третьей строчки вдруг закапризничал и рассыпался. Послонявшись бесцельно по квартире и не найдя никакого применения своим отупевшим от насморка мозгам, Женя набрел на телевизор. Что ж, в его состоянии вполне можно посмотреть какой-нибудь не слишком обременительный для интеллекта фильмец. Ничего подходящего не оказалось – везде шли новости и нудные политические передачи. И только на четвертом канале в виде исключения пустили нечто более-менее приемлемое. «Новые приключения неуловимых». Конечно, не фонтан, но за неимением лучшего…

Женя принес подушку и плед, с комфортом устроился на диване. Приключения мстителей его не захватили, и минут через двадцать он даже почти задремал, но тут фильм прервали рекламой. Той самой, о конкурсе.

Вот оно. Настало. Дождался. Стартовая линия, начерченная мелом на асфальте. Женя всегда знал, что такая линия существует, лично для него существует, но только не предполагал, где она находится, и потому ошибочно тыкался не в те инстанции. А теперь, стоит только разбежаться, и он помчится вперед с бешеной скоростью, обгоняя всех, устремляясь в объятия великой славы. Без сомнения, к финишу придет он первым. И это только самый начальный этап. В дальнейшем же…

Сон тут же слетел, и Женя бросился строчить автобиографию (по условиям конкурса без этого не принимали стихи на просмотр) и отбирать свои лучшие творения. Таковых оказалось гораздо больше, чем требовалось, и юный гений никак не мог определить, которые отсеять: «Я не успею вам подать манто»? «И отражает лунный свет»? «Я просто глупый, смешной графоман»? Нет, эти три должны быть обязательно. И «Доска. На ней фигуры» нельзя выбросить. А это?

Я никогда не попаду в комнату, где меня обсуждают,Не увижу людей, про меня говорящих,Что в дождь он надевал шляпу и шел в гости.

И дом, в который меня впускали, наполнялся серой сырой ночью,Ковер пил влагу моих ботинок,Огонь обещал тепло, жег пальцы.Я никогда не носил шляпу,И если во мне просыпался голод по теплым лицам,Я сочинял комнату, в которой меня обсуждают,И людей, про меня говорящих, что в дождь он надевал шляпу и шел в гости.