Катя крадучись пробралась в коридор, взяла телефон и отнесла его на кухню. На эту вылазку решалась она долго, уговаривая себя, что бояться мертвого Миши глупо, а позвонить нужно как можно скорее, и тут же опровергая саму себя, что звонить все равно бессмысленно – Гаврилов до утра у себя не появится.
Ну конечно, его не оказалось. Телефон нудил гудками, нагоняя тоску и безысходность. Если бы она осталась в Вадимовой квартире, может, уже связалась бы с Игорем. За это время он, вероятно, и сам бы позвонил, а если нет, в двенадцать позвонит точно, чтобы поздравить их с Новым годом. Странно, зачем менты опечатали квартиру, а ее фактически выставили за дверь? Кажется, этого они не должны были делать, ведь она все еще Вадимова жена, официально они не развелись, и хоть прописана на Садовой, зачем было выдворять ее из квартиры мужа?
Ну конечно, это неправильно! Если что и опечатать должны были они, так именно ее квартиру, ведь в ней произошло убийство. Вообще все у них проведено не по правилам. И, наверное, специально. Почему-то Ренату или Нинели было выгодно, чтобы в квартире у Вадима она не осталась.
Катя снова набрала номер Игоря – гудки и никакого ответа. Не вернется он сегодня домой, и рассчитывать нечего. Сидят сейчас они с Володькой, празднуют, радуются жизни. Зачем ему тащиться в свою холостяцкую одиночную камеру?
За окном оглушительно громыхнуло, кухня осветилась разноцветными яркими вспышками фейерверка. Одновременно с этим по радио забили куранты. Двенадцать часов. Наступил Новый год. Катя раздернула занавеску и выглянула в окно. Теперь на улице грохотало не переставая, во двор высыпал народ, раздались громкие восторженные крики. Кто-то, не в силах сдержать счастья, во всю мощь своих легких заорал с пьяным ликованием: «С Новым годом, люди! Я люблю вас всех!» Ему ответили такие же восторженные голоса взаимными признаниями.
Катя грустно улыбнулась, задернула занавески, потом, немного подумав, и шторы, отгораживая себя напрочь от этой праздничной ночи, в которой ей не было места. Ей стало ужасно тоскливо, и снова вернулся страх. Она забралась в щель между холодильником и раковиной, села на пол и, обхватив руками колени, замерла, прислушиваясь. Грохот на улице стих, только изредка взрывалась одиночная петарда – люди разошлись по домам за накрытые столы, к оставленным на время выпивке и закускам. У соседей на четвертом этаже заиграла музыка, у соседей за стенкой хлопнули шампанским.
Ну неужели Гаврилов не чувствует, что с Катей и Вадимом случилась беда? Неужели не может ни на минуту отвлечься от своего Володьки и позвонить? Если бы он не смог дозвониться до Вадима ни по домашнему, ни по мобильному (дура, дура! Как могла она забыть взять его мобильник!), наверняка догадался бы позвонить сюда, на Садовую.
Ну догадайся, Игорь, пожалуйста, просто на всякий случай прозвони телефоны, ты ведь страж порядка и покоя – нашего покоя, Игорь!
У соседей за стенкой запели – ну да, шампанское весьма способствует хоровому пению. У соседей на четвертом выключили музыку, вероятно, предпочли живое общение в стиле: мы все уважаемые люди.
Господи, господи! Как пережить эту ночь, самую страшную в жизни новогоднюю ночь?
Переживет ли Вадим эту ночь, самую страшную в жизни новогоднюю ночь? Уж лучше бы ему умереть. Быстро и безболезненно. Но этого-то как раз они не дадут, мертвый он им не нужен. Им нужно признание и… Добиться признания – только повод для этого «и», законное основание для того, чтобы длить и длить свое безумное наслаждение. Гаврилов рассказывал… Потому-то он и боялся больше всего, что Вадима арестуют, даже пошел на преступление, только бы этого не произошло.
ИВС – изолятор временного содержания. Кажется, так называется эта комната страха глубоко в подвале. Гаврилов рассказывал… Почему он не спас, он же знал, как бывает, он же видел, что бывает… Сбежал к своему Володьке, празднует и не чувствует, что теперь это «бывает» не просто абстрактное понятие, отнесенное к кому-то вообще, а происходит в данный момент с Вадимом.
Они не сказали, куда именно увозят его, но, конечно уж, в тот самый ИВС, не в другой, а в тот самый. Где не проигрывают, где успех гарантирован, где любой «преступник» со слезами умиления на глазах в конце концов чистосердечно признается во всем, в чем был и не был виноват, потому что балом в этом самом ИВС правит мастер своего дела, знаток человеческих душ, человеческих тел, чудесный доктор – доктор Страх.
Игорь рассказывал… Он приехал однажды к ним в гости (тогда еще они жили с Вадимом). Приехал внезапно. С литровой бутылкой водки. Без звонка, без предупреждения. И как-то жалобно, не похоже на себя, попросил: «Ребята, я сегодня у вас посижу, хорошо? Гадостно мне, не могу». Налил почти полный стакан и выпил залпом, не чокнувшись с протянутыми к нему рюмками – ее и Вадима. И тут же налил еще.