Колодец трёх рек. Москва приоткрывает вам тайны своих подземелий

Наверное, Маклаков объяснял нам, что это за конструкция, а может, и нет, не помню. Теперь москвоведы и экскурсоводы называют её «фонтан в стиле античный жертвенник». И действительно, издалека этот фонтан похож не то на печь, не то на языческий алтарь. Правда, изначально это была просто колонка для разбора воды, чудом пережившая две войны, революцию и лихие девяностые. Поскольку вода в неё подавалась постоянным самотёчным потоком, то первоначальная система водоснабжения Москвы не предполагала возможности перекрытия водопроводных труб в точке водоразбора. Зато были устроены водовыпуски в реки, в том числе подземные. Именно такая водоразборная колонка, соединяющаяся со старым коллектором, и позволила нам выбраться на поверхность. Теперь сделать это уже не получится. На колодец, выходивший в коллектор, уложили крышку, а внизу поставили решётку от случайных нежелательных проникновений под землю. Никаких дополнительных водопроводных труб я там уже не застал, зато у «фонтана» сохранились чаши для накопления в них воды. А если забраться на такую чашу и прислонить ухо к окошку – слышно, как шумит в коллекторе ручеёк.

Мы стояли возле Троицкого моста в верхней части Александровского сада. Со стороны аллейки к фонтану прижималось огромное старое дерево, казалось, что оно хочет столкнуть каменную постройку в подземный канал, как молодой хулиган благообразного старичка на обледенелой дорожке. Над глухой калиткой в стене, стилизованной под кремлёвскую, виднелось изображение Георгия Победоносца. Он смотрел гордо, удерживая в руке копьё, пронзающее змея. Я взял в руки лом и попытался принять такую же позу, как у Георгия. Но то ли из-за того, что сходство получилось чрезвычайно отдалённым, то ли потому, что товарищи мои, как и я, сильно устали, никто даже не посмотрел на меня, и я, не найдя ответа на мою шутку, воткнул лом в траву.

Окна домов загорались жёлтым, а сквозь изумрудную листву им вторили фонари уличного освещения, на мигающих светофорах праздничной Тверской притормаживали блестящие автомобили. Мы брели в штаб усталые, еле передвигая ноги, уже не отрядом, а как придётся. Даже неутомимому Маклакову, казалось, не было до этого дела. Потому что за весь обратный путь он не сделал никому ни одного замечания.

Глава 4

Метро

Невозможно представить такой мегаполис, как Москва, без метрополитена. Это целый подземный мир! Москвичи посещают его каждый день, ориентируются, даже не глядя на схему, знают как свои пять пальцев, назначают друг другу встречи на станциях-дворцах и одновременно не знают совсем. Достаточно подойти к концу платформы и заглянуть в тоннель через щёлочку металлической дверцы с табличкой «посторонним вход воспрещён», как перед вами откроется совершенно фантастическое таинственное пространство. Чёрная ребристая труба с полосами отполированных рельсов, уводящих куда-то далеко, в угольную темноту. По стенам тянутся мохнатые кабели с круглыми пластмассовыми бирками на них. Местами кабели поднимаются, открывая боковые проходы. Из тоннеля начинает тянуть ветерком, это заметно по биркам, они раскачиваются, шелестят, беснуются в неистовом танце. Ветер усиливается, и чернота подземелья начинает оживать. Она едва заметно золотится, подсвеченная из-за поворота фарами поезда. Нарастает мощный и какой-то плоский металлический гул, рёв, состоящий из множества отдельных звуков, слившихся в один всепоглощающий поток. Он выливается на станцию, затапливая платформу, пассажиров, раскачивая плафоны и информационные таблички. Вдалеке показывается головной вагон, это он, словно исполинский поршень, гонит перед собой воздух. В тоннеле можно различить мельчайшие детали: толщину кабелей, неуклюжие башмаки автостопов у развёрнутых к станции обратной стороной светофоров, прибившиеся к шпалам бумажки и сочащиеся из стен ручейки воды. Поезд приближается, увеличивается, невольно хочется шагнуть вглубь станции. Секунда-другая, и на расстоянии вытянутой руки проносятся тонны разогретого быстрым бегом металла. Состав прибывает. Аккуратно останавливается, вытягиваясь вдоль платформы. Начинается суета: одни пассажиры торопятся на выход, другие, войдя в вагон, ищут свободное местечко. Постоянный круговорот. Но вот двери закрылись, поезд отправился на следующий перегон, а в этом вновь всё замирает, забывается подземной дремотой, чтобы вскоре опять пробудиться от следующего состава. И так каждые три минуты, двадцать часов в сутки, триста шестьдесят пять дней в году.