В конце двадцатых годов прошлого века фабричная и промышленная Москва ощутила недостаток современного скоростного транспорта, который мог бы соединить окраинные районы города с центром. Трамваи уже не удовлетворяли городским требованиям и были перегружены, а на узких центральных улочках нередко образовывались настоящие заторы. Медлительные гужевые повозки, оживлённая торговля, автомобили, плохое состояние дорожного покрытия затрудняли передвижение общественного транспорта по столице молодого социалистического государства. Советские инженеры изучили строительный опыт городов с уже существовавшими в них метрополитенами. Благо что таких примеров было немало. Необходимо было лишь выбрать наиболее рациональный, сравнительно дешёвый и оптимально подходящий для Москвы метод строительства метро. В то время наличием метрополитенов и его успешной эксплуатацией уже могли похвастаться Англия, Америка, Венгрия, Германия, Франция, Аргентина, Испания и Япония. Кроме того, в ряде стран и городов были запущены линии подземного трамвая. Первенство в организации подземных перевозок заняла Англия, именно там, в Лондоне, в 1863 году открылась первая линия метро на паровозной тяге, построенная компанией «Метрополитен рейлуэй».
Лондонский метод предполагает проходку тоннельных сооружений полностью закрытым способом, когда от одного вертикального строительного ствола к другому, расположенному на значительном расстоянии, движется проходческий щит – специальная машина, вгрызающаяся в почву. Порода от резцов вращающейся головы щита подаётся по транспортерной ленте назад, внутрь устройства, и затем вывозится рабочими и поднимается на поверхность. На место пройденного участка сразу же укладывается обделка тоннеля. Щит изобрёл в первой половине XIX века французский инженер Марк Брюнель. Согласно легенде, он будто бы залюбовался однажды червём, поедающим древесину, и именно это подтолкнуло его к созданию механизма, позволяющего вести проходку под землёй. При помощи проходческого щита Марка Брюнеля был построен тоннель под рекой Темзой. Сам щит состоял из чугуна и обладал значительным весом. Но, несмотря на это, позволил строить сооружения на значительных глубинах. Такие аппараты совершенствовались, дорабатывались, а параллельно появлялись и новые технологии подземного строительства. Например, при избыточной обводнённости почвы использовалось её предварительное замораживание. Для этого в грунте делались скважины, в которые помещались специальные охлаждающие элементы, в них подавался раствор хлористого кальция температурой -22 градуса. Часто использовали технологию увеличения давления в зоне проходки путём применения кессонной камеры. Избыточное давление как бы выталкивало из грунтов воду, а сами проходчики, находясь целую смену в кессоне и занимаясь тяжёлым физическим трудом, наносили своему здоровью непоправимый вред.
Берлинский метод предполагал проведение строительства открытым траншейным способом, когда по трассе будущей линии прокапывался котлован, в котором затем делалась гидроизоляционная отделка, прокладывались пути, возводились потолочные перекрытия и станционные залы. Построенные таким образом участки не имели значительной глубины залегания и находились всего в нескольких метрах ниже дорожного покрытия улиц.
Парижский отличался частыми вертикальными стволами – колодцами, которые затем сбивались под землёй горизонтальными выработками, и, наконец, лондонский – глубокого залегания.
Строительство московского метрополитена продвигалось медленно. В период с 1931 по 1933 годы работы велись преимущественно ручной силой берлинским методом, но, когда потребовалось углублять линию первой очереди, в связи с геологическими особенностями, в Англии был закуплен проходческий щит, послуживший прототипом для моделей проходческих щитов советского производства. Это значительно ускорило строительство линий и позволило освоить совершенно новые технологии горной проходки.
И вот как-то вечером я, Костик и Андрюха отправились на подземную прогулку. Брели вдоль Кремля, Библиотеки имени Ленина, заглядывая в каждую подворотню, в каждую подозрительную решётку, встречавшуюся по пути, в надежде найти «залаз». Спусков с Маклаковым нам не хватало, тот в основном интересовался съёмками на телевидении и публичными выступлениями, в которых мы играли роль массовки. Нам же постоянно хотелось под землю. Подземная Москва дышала на нас из вентиляции метро, аварийных выходов из кабельных и теплосетевых коллекторов, мерещилась за каждой подозрительной дверью. Шли по Воздвиженке.
– Здесь в двадцатых годах бурили разведскважину, – неопределённо указывая на проезжую часть, говорил Балакин. – Из слоя суглинка к буру прилипла головешка. Сначала думали, что просто следы пожара. Москва же много раз горела. Затем, когда вызвали археологов, Стеллецкого, кажется, тот определил, что следов пожара на такой глубине быть не может. Значит, горело какое-то подземное сооружение. То есть вся Москва изрыта была!