- Они хорошие. Ты помнишь, как Верочку сюда не пускали, а она садилась у двери и... А как мама с Катенькой... Помнишь?
Когда-то не было квартиры номер четыре и квартиры номер один тоже, а была во втором этаже десятого дома одна большая перенаселённая коммуналка, где жили Екатерина Антоновна с мамой Ключика душа в душу. Всё это Валентин Юрьевич помнил, всё это помнил и Павлик и, конечно же, не преминул напомнить соседу много раз, когда убалтывал отдать комнату.
- И вообще, сын, я так решил, - сказал, распрямив плечи, Юрий Александрович. Сказал и хлопнул ладонью по траурной крышке. Подбородок при этом выдвинул точь-в-точь как дед Шура. Ключик отступил от окна, скользнул взглядом по нотам, раскрытым на осеннем Шопене, и подумал, что всё равно никогда больше не будет июньского Моцарта, а без него вдыхать настоянный на липовом цвете воздух бесполезно. "Бесполезно", - понял он, ещё раз глянув на подбородок папы. Суше, чем хотел, сказал:
- Хорошо, отец.
Будучи не в силах сдержать горечь, добавил:
- Как видишь, твои кирпичные стены оказались не прочнее моих воздушных замков.
Зря напомнил о старом споре, ох зря. Чтобы не видеть, как отец за сердце станет хвататься, вышел. Через неделю дверь заколотили гвоздями и двое молчаливых родственников Павла Петровича принялись наспех заделывать проём гипсокартоном. Павлик суетился, лебезил, подсовывал документы, смотреть на него Валентину было противно, но пришлось - отец уехал лечиться к морю, чтобы не слышать, как станут ломать стену. Домой он не вернулся, Ключику сказали - умер во сне. На похоронах Павлик прилично скорбел, а Валентин Юрьевич был каменно спокоен. Бесчувственное безразличие, овладевшее им, пустило глубокие корни, судьба комнаты не волновала его более, как и судьба дома. К чёрту кирпичные стены, да здравствуют гипсокартонные перегородки. Воздушные замки рулят! Все три дочери Зайцев выскочили замуж и разъехались. Алика Павел Петрович пристраивал дольше, но всё-таки сбыл с рук, хоть и не очень удачно. Слишком близко, через дорогу. О том, как трёхкомнатная квартира стала двухкомнатной, Ключик предпочитал не вспоминать и жене не стал рассказывать, опасаясь, что Елена Викторовна возьмётся за восстановление справедливости. Бередить старое не хотелось, всякий раз, когда разгорались в душе угольки раздора, Валентин Юрьевич старательно затаптывал их, но не преуспел, как оказалось. Память коварна, в самый неподходящий момент поведёт вас по коридору куда не нужно и ткнёт носом в глухую стену - в том самом месте, где раньше была дверь.
***
Бодать гипсокартонную перегородку и стучать в неё, как в бубен, бестолковое занятие. Ключик потащился в спальню. Усталость никуда не делась, по-прежнему ломило после экстренной разгрузки поясницу и ныло в плечах. Под веками жгло, но сон слетел. Валентин поворочался с полчаса, потом включил свет и попробовал читать. Только хуже стало, потому что как раз добрался в саге до примирения Джолионов - старого и молодого. Тогда он выключил свет, зарылся в одеяло и на голову натянул подушку. Для того чтобы отогнать мысли, прибег к обычной уловке: представил себе виртуальную мастерскую, заложил новый проект - приморский особнячок, - и принялся за работу. Очень скоро сбился, перепутал текстуры, вместо полимерной перемычки влепил почему-то перегородку из оцилиндрованного бруса. Долго выбирал, как врубить её в несущую стену - "в обло" или "в лапу", и не смог выбрать, очень мешало, что выскочило из памяти название. Как же называется такая перегородка? Выруб? Вруб? Переруб? "Бруб! Бурб-бруб!" - загрохотали, валясь на него, брёвна, он закрыл рукой голову и проснулся, сел на кровати торчком.
В окно цедился серый жиденький свет - ночью Ключик не задёрнул шторы. Сыпал дождь - то ли с вечера не прекратился, то ли начался утром. Не ливень, нудный осенний дождь. Что-то противно скрипело, откуда звук, не разобрать. И вдруг: "Бр-рох!" Валентин вздрогнул от грохота, вскочил, понял - это не гром, это из гостиной, - и туда кинулся. "Вроде бы всё в порядке, - подумал, осмотревшись. - Темно как-то не по-утреннему, совсем залепило жёлтой пылью стёкла. Снаружи что-то грохнуло. Открыть? Опять будет вонять дрожжами..." Он щёлкнул шпингалетом, толкнул забухшую от сырости раму, но не очень-то она открылась - стукнула, уткнулась во что-то. Валентин, опершись на подоконник, попробовал выглянуть, но оконная створка уперлась в стену. "Бр-рох!" - грохнуло над головой, сверху посыпались осколки. Ключик выругался и захлопнул окно. "Ломают мне шифер!" - подумал он и непроизвольно глянул вверх. На потолке расползлось безобразное пятно купоросного цвета, мокрое, мерзкое, похожее на амёбу. Простым глазом видно было, как оно растёт. Пока ошарашенный квартирохозяин собирался с мыслями, одна из ложноножек дотянулась до потолочной лепнины и - кап! - оттуда сорвалась капля.
- Живая, сволочь, - пробормотал Ключик, соображая, как следует поступить с амёбой.
- Кап! - снова упала на пол капля.