Колодезная пыль(СИ)

- Вот их. Тали. Две штуки. Понимаешь, машина ушла, а эти с собой таскать... А завтра, может, ещё чего здесь. А? На доме оставить негде, сопрут. А?

- Ладно, оставляйте, - разрешил Валентин Юрьевич.

Толик просиял: "Ага" - скрылся с глаз, из дальнего конца коридора крикнул: "Я у тебя тут ещё схожу!" Ответа он дожидаться не стал.

- Проходной двор, - сказал Валентин Юрьевич выглянувшему из кухни Василию. Тот не ответил, видом выразил согласие: "И не говори".

Ключик вернулся к своему разрушительному занятию, ободрал остатки реек, вытащил гвозди, толкнул дверь и, затаив дыхание, вошёл. Никакого эффекта. Пустая чужая комната, оклеенная дурацкими крашеными обоями. Там, где раньше была кровать, - дверь: модная, с бронзовым стеклом в форме сперматозоида. Не топлено, стылые стены пахнут лежалой бумагой. Стоя посреди этого запустения, Ключик искал в памяти хоть что-нибудь, любую мелочь, которая бы восстановила его в правах. Тщетно. Он расправил плечи, упрямо выпятил подбородок и двинулся в соседнюю комнату, толчком распахнув уродливую... Дверь на поверку тоже оказалась пустой, полотно - одна видимость, крашеный картон. Павлик Заяц не стал сносить перегородки, оттяпанную комнату сделал смежной. Очевидно, Екатерина Антоновна отстояла гостиную, дверь прорубить разрешила, но больше ничего не позволила трогать. Там тоже было пусто, на паркетном полу, в тех местах, где стояла мебель, - пятна от ножек. В углу обрывок новогодней гирлянды. Ключик закрыл глаза, потянул носом... Нет, показалось. Он тряхнул головой: "После. Сначала глянуть". Надо было оценить масштаб бедствия. Валентин Юрьевич заложил руки за спину и направился в "комнату девочек", над которой по его расчётам в крыше была дыра. Не ошибся. Косметический ремонт, затеянный Зайцем в этом помещении за пару лет до продажи квартиры, пошёл прахом. Гипсокартон на потолке висел клочьями, на полу в гигантской подсохшей луже валялись какие-то обломки и обрывки. На западной стене обои местами превратились в лохмотья. "Мерзость, мерзость", - шипел Ключик, пиная гипсовый и бумажный мусор и с ненавистью глядя в потолок, где в пробоине свежей косметики проглядывала испорченная водою старая побелка, и хуже того - ромбы дранки в израненной штукатурке. Язва. Всё надо было бросить и срочно заняться крышей с западной стороны. Ключик, подбадривая себя словами: "Давай-давай, хозяин. Мусором на полу никогда не поздно заняться", - двинулся через гостиную Катеньки, но что-то его задержало. Ёлочная гирлянда? Запах? Он склонился над обрывком мишуры, смёл пальцами в кучку и подобрал сдвоенные бурые иглы - урожай неизвестно какого года от Рождества Христова. "Известно какого. Позже Екатерина Антоновна здесь поставила стенку из немецкого гарнитура. Это всё, что осталось от её леса". Ключик закрыл глаза, стоя посреди просторной двухоконной гостиной. Из трясины забытья вынырнули ощетиненные иглами ветви и оранжевые стволы - строем.

Глава двенадцатая

Последний месяц того памятного года выдался снежным. По обеим сторонам прочищенных дворниками пешеходных тропок выросли сугробы в пояс взрослому человеку, а Валентину Юрьевичу до плеч. Резкий ветер срывал с них снежную пыль, сёк лицо. Домой после такого попасть - счастье. На нижней веранде холодина, дышишь паром на руку, другою рукою ища ключи, оббиваешь на коврике снег с ботинок. Тронешь после этого пятачок английского замка - обжигает, липнет к подушечкам пальцев. Но за дверью уже теплее. По лестнице поднимаешься - шаг за шагом теплее, теплее, а за верхней дверью - О! Африка. Мандаринами пахнет, ванилью и кофе, но вместо пальмовых листьев - хвоя. Повсюду она в коридоре после того, как втащат в гостиную своевольную гостью. Кажется, всё вымел, но нет-нет да и хрустнет под ногою сдвоенная колючка.

- Пройдись-ка ты ещё раз веником, Валя, - мама говорит из кухни. - И по углам под мебелью, не только лысину.

Мести - скучное дело, гораздо интереснее с отцом на крест поднимать смолистое чудовище под потолок ростом. Коридор длинный, пусть другой конец тётя Катя метёт. Валентин Юрьевич смёл к стене жиденькую горку пушистой домашней пыли с колючками пополам, прикрыл прислонённым к стене веником и в гостиную шмыгнул.

- Па!

- А, Валя! - слегка задыхаясь, отозвался из-под нижней ветки отец. - Подай клин.

- Этот?

Отец не ответил, стал вбивать занозистую деревяшку между стволом и чашей крестовой подставки. Оранжевый ствол вздрагивал, раскачивались обвисшие ветви.

- Юра! - позвал кто-то, приоткрыв дверь. - Юр, ты не видел...

"Тётка Катька, - сообразил Валентин Юрьевич и спрятался за кресло. - Веник заметила?"

- Что? - с неудовольствием спросил папа.

- Не что, а кого. Верочка моя не у тебя?

"Только её тут и не хватало", - подумал Валентин Юрьевич. Испытал немалое облегчение. Раз Катя ищет свою несносную доченьку, вряд ли заглянет под веник.

- Нет, я её не пустил, - ответил папа и снова взялся за молоток.