Приходя в себя, Сергей глянул на мотоцикл: приснилось, будто гнал на нем с пологой горы и никак не мог остановить. Подошел к нему, попробовал завести, поприслушивался к двигателю — порядок.
Теперь можно было пахать, как днем. Трактор поостыл, покрылся бисером росы, будто вспотел после тяжелой работы: пришлось несколько раз наматывать и дергать шнур пускача… Его треск вспорол короткую тишину, снова потекли за плугом глянцевитые пласты земли, тотчас тускневшие под сцепкой борон. Это потом, в конце лета, будет радовать глаз прохожего и проезжего волнистое хлебное море, а пока малоприметная и утомительная работа без выходных дней, почти без сна. Но земля помнит все и сторицей вознаградит хлебороба, нянчившего ее с весны. Любоваться хлебным морем могут все, гордиться — только те, чьими руками оно сотворено.
В конце смены припылил на легковом «газике», доставшемся после директора МТС, Ерофеев.
— Вчера не мог с Дорониным приехать. Поздравляю! У вас самая большая выработка. Напарник не подводит? Вот если бы и другие трактора пустить, в две смены! Жаль, что трактористов не хватает, — посетовал Ерофеев. — Между прочим, Генку осенью заберут в армию, надо подумывать о замене. Поговорю с военкомом, может, отсрочку даст.
— «Козлик»-то ничего, не барахлит? — спросил Сергей.
— Вполне исправный, еще побегает не один сезон. Выходим в люди. — Ерофеев задорно толкнул большим пальцем козырек кепки. — С утра пораньше поехали по деревням подыскать место для телят, наверное, переведем их на летов Шумилино: конюшня у вас пустая, рядом река и выгон. Надо двух телятниц, думаю, Галина Коршунова согласится, а второго человека найти потрудней.
— Я поговорю с моей Татьяной, — после некоторого раздумья сказал Сергей.
— Ты всерьез? — не поверил Ерофеев, в карих его глазах сверкнула усмешка.
— Конечно. Был у нас с ней разговор, она с удовольствием бы стала работать в садике. Кстати, когда его построят?
— Если шефы не подведут, обещали к осени. Считай, что договорились. Это все прекрасно, но пойдет ли она на телятник?
— Одно-то лето, думаю, поработает, тем более у себя в деревне.
— Значит, так, потолкуй сначала ты с ней, а потом я подключусь, авось сагитируем, — Ерофеев заговорщически подмигнул Сергею. — Да, вот еще о чем хотел посоветоваться: может, не в бочках развозить по бригадам горючее, а заправлять прямо из бензовоза?
— Конечно, удобней, только чтоб вовремя приезжали, без простоя.
— Попробуем. Ладно, бывай здоров!
Ерофеев направился к дороге, обходя пашню по неподнятому еще загону. Издалека видно было, как шофер, пользуясь моментом, дремал, облокотившись на руль. Много забот у председателя, и начинаются они спозаранок — посевная.
16
Одна-одинешенька осталась Варвара Яковлевна в доме, который совсем недавно был, почитай, самым многолюдным в Шумилине. До сих пор не могла понять, как это произошло, а в первые дни после смерти мужа чувствовала себя совсем потерянно. Спасибо, Сергей приходил ночевать, помогал по хозяйству, да ведь у него такая безурочная работа, что все ему некогда, все торопится, и своя семья не мала. Так у тещи и живут. Звала их к себе — видно, Татьяне не хочется уходить от матери. А славно было бы, зазвенели бы в онемевших стенах голоса внучат: это все равно что в ослабевший улей всыпать рой.
Зимой-то какие долгие ночи были — с версту, проснешься и шаришь глазами по темному потолку, пересеваешь в памяти прошлое, как в войну бедовали, как поднимала деток: плохого — охапками, хорошего — щепотью. Выросли детки, упорхнули из родительского гнезда; целый год ждешь в гости, побывают, как приснятся — коротки отпуска.
Однажды ночью-то, еще сороковины не минули, понаведался домой Андрей. Варвара Яковлевна пила вечером чай на кухне и явственно слышала скрип двери и его шаги по лестнице: кто еще мог стукать ходулей? Она не слышала от него худого слова при жизни, а потому не испугалась и теперь, суеверно считая, что душа его обитает где-то здесь, в избе. Включила на мосту свет, на всякий случай окликнула, мол, кто там. Хотела уйти ночевать к Леонидовне, да ведь каждую ночь не набегаешься, надо привыкать.
И потянулись скучные, какие-то бестолковые дни, бессонные ночи. Бывало, всякое дело спорилось в руках, теперь словно бы поутратила вкус к жизни. Куда спешить? Вот настал сенокос — призадумалась: а стоит ли косить сено, держать одной-то корову? Кринку молока всегда можно взять у своих. Кстати, и покупатель нашелся хороший — Нюрка Огурцова из Новоселок, бывшая шумилинская. Приходили с Игнатом договариваться о цене, задаток оставили, просили подождать неделю-две, пока не отвели на «Заготскот» свою заяловевшую корову.
Не одну корову довелось держать ей на своем веку, и с каждой расставалась со слезами: так свыкались друг с другом. В эти последние дни особенно холила Басенку, разговаривала с ней, извинялась, как будто предала ее.