Колокол в колодце. Пьяный дождь

Пришла весна, мороз и стужа незаметно исчезли, но пыль и засуха остались. Теперь уже весенние ветры гнали перед собой облака пыли. За всю весну не выпало ни единой капли дождя. И все-таки каким-то чудом природа пробуждалась. Вероятно, причиной тому была привычка, укоренившаяся в ней на протяжении тысячелетий. С присущей молодости буйной силой после зимней спячки просыпались деревья и травы, полезные и бесполезные. Они пустили свои первые ростки, и в первые дни и даже недели кое-как держались, питаясь живительными соками оттаявшей земли-кормилицы. Но затем поникли, стали хиреть и увядать. Луга и поля не успели даже зазеленеть по-настоящему, молодая трава вскоре пожелтела и увяла. Пшеница плохо росла и не кустилась. Правда, она все же заколосилась в положенные сроки, но колоски получились хилыми, зерна в ней так и не налились. Бедняга попыталась было подняться, но с ней случилось то же, что с путником, которого застиг ураган: как ни старался он идти против ветра, ему едва удавалось сдвинуться с места.

Наступившее лето — пора созревания хлебов — застало на пшеничных полях чахлые злаки с пустыми, засохшими колосьями на карликовых стеблях. Именно такое печальное зрелище открывалось взору и в поле, и за околицей, и в самом селении. Кукуруза уродилась никудышной и годилась разве что на тощий силос. С одиноких деревьев бессильно, словно парализованные, свисали почти голые ветви. Однако совсем ничто не зачахло. Растительность судорожно боролась за свое существование, подобно бедняку, который неизменно ждет от грядущего дня спасительного чуда. Подобная живучесть чем-то напоминает мумию, в которой время начисто иссушило все тленное.

В нынешнее лето не сверкали молнии, не гремели раскаты грома. Затяжная засуха в немом безмолвии воцарилась над селом, над всей округой, не желая покидать эти места, покуда не высушит все дотла. И это беспримерное упорство, убийственная неподвижность засушливого лета были самым ужасным в нем. А если порой и возникали признаки какого-то движения, то вместо ожидаемых всеми перемен к лучшему засуха обнаруживала свою необузданную силу и способность создать еще более невыносимые условия.

Все чаще, чуть ли не каждый день, воздух ни с того ни с сего приходил в движение, поднимался ветер. Обычно ветер быстро нагонял тучи, но теперь он гнал перед собой лишь облака пыли, разметая кучи мусора на свалках. Тут уж ветер не скупился, швыряя пыль и колючий песок. Шквал достигал такой силы, что, казалось, выдует всю землю из-под ног.

Даже близость Тисы не умерила сколько-нибудь ощутимо пагубное воздействие засухи. В колодцах на холмистых местах вода высохла вся, а в низинах уровень ее настолько снизился, что не хватало шеста зачерпнуть ведром. Повсюду виднелись длинные колодезные журавли, напоминавшие воздетые к небу и взывающие о помощи руки. Нет, они, скорее, походили на отчаявшихся людей, которые проклинают небо, грозя ему кулаками. В этих гиблых местах мольба, в сущности, мало чем отличалась от проклятий…

На первых порах с крестьянами происходило то же самое, что и с природой, вздумавшей пробудиться для новой жизни. Они не захотели принять во внимание коварство стихийных сил и делали свое привычное дело по издревле заведенному порядку. К тому же на своем веку они пережили немало стихийных бедствий да и понаслышались о них дедовских рассказов, потому и думали, мол, не впервой, авось и эту напасть как-нибудь переживут. Крестьяне просто-напросто делали вид, что не обращают внимания на капризы погоды, на ее коварную игру. Так мужья иной раз не обращают внимания на сердитое ворчание своих жен или колкости тещи и продолжают заниматься обычными делами. Дескать, пусть себе брюзжат, авось надоест. С душевным трепетом, пытаясь заглянуть в будущее и гадая, какие беды оно еще им принесет, они с виду не проявляли беспокойства: не дай бог, неведомые силы заметят их страх. И чего доброго, навалятся с еще большим ожесточением. Что ни говори, человек не должен быть запанибрата с природой. Если природа преподносит свои дары — отменную погоду и обильный урожай, тучные луга и большой приплод у скота, — никогда не проявляй радости слишком открыто. Предпочтительнее (на всякий случай) сетовать на грозную беду, всякий час подстерегающую человека даже у самого порога дома, и уж ни в коем случае не радоваться тому, что она миновала. А случись напасть какая — засуха, наводнение, мор или ледяные заторы, — лучше всего сделать вид, что ничего не происходит, тогда, может, беда и сгинет, покуражится, перебесится и, ворча, уйдет от твоего жилья…

Но если страх перед неотвратимой бедой что ни день сильнее овладевал мужиком, его веками усвоенное умение хитрить оказывалось бесполезным.