Колония "Дельфин"

- У меня для тебя, плохая весть, - сказал он ноткой удовольствия в голосе, достав из кармана странный документ, напоминающий сертификат. – Прощу тебя, отнестись к этому по-взрослому и не впадать в депрессию.

Взяв листок в руки, я скоропостижно, слишком рано, пришла к леденящему душу выводу – это как-то связанно с Саввой. Они не отвезли его домой, и случилось страшное.

Мои губы затряслись, пока я всматривалась в знакомые буквы, через плотную пелену надвигающихся слез. Моя интуиция меня не подводила. Вот, что чувствовало мое нутро.

Это было свидетельство о смерти.

Узнав, кому оно принадлежит, я задохнулась. Нет, этого не может быть. Нет, нет, нет.

- Похороны уже прошли, - равнодушно уточнил Герман. – Это случилось несколько недель назад.

Я судорожно вытерла глаза рукой, чтобы убедиться в правильности прочитанного, но буквы плясали в Адском хороводе, словно насмехаясь надо мной.

- Говорят, погребение было достойным. Собрались все самые близкие.

Его каждое слово, словно огромная кувалда, с неистовой силой ударяла мне по голове. Я начала судорожно глотать воздух, справляясь с нахлынувшим чувством потери. Мои волосы встали дыбом, уши заглушило, а мир вокруг поплыл. Больше всего на свете, я хотела, чтобы это был страшный кошмар, в итоге которого, мне остаётся только проснуться. Но это не кошмар, не сон. И все мое подсознание, говорит мне, что я не захочу больше просыпаться.

- Прости, я должен был оповестить тебя раньше, продолжал монотонно Герман. – Я должен был сказать тебе и отпустить на похороны. Мне очень жаль, дорогая. Это всегда тяжело, терять близких.

Его слова, сыпались на меня тяжелыми булыжниками. Из моей груди вырвались первые стоны, словно забирая у меня последний шанс, чтобы задохнуться от горя.

- Я должен был тебя предупредить, - говорил он, наигранном положив руку на сердце. – Но я замотался и забыл. Ведь, я был занят поиском воришки, который копался у меня в дневнике. Ты должна понять. Надеюсь, ты не злишься на меня, Соня.

Я медленно подняла на него свои глаза, всей душой показывая, как я его ненавижу. Смотря на это ухмыляющиеся порождение Дьявола, я выписывала ему смертельный приговор.

- Если позволишь, я тебя оставлю. У меня остались кое-какие дела, - по скрипучему полу, он удалился, испарившись за дверью.

Я сползла вниз по кровати и рухнула на пол. Сначала из меня вырвался истошный крик, а потом охватило потоком невыносимой боли, которая окутала с головы до пяток. У меня болело все: сердце, душа и каждый волосок на теле. Это не передать. Не передать.

Свернувшись от болевых пульсаций в голове, я снова позволила себе закричать. А дальше только, слезы, слезы, слезы… Море слез, о котором обычно мечтает любой дельфин, находящийся в неволе.

- Этого не могло случиться, - хрипела я в пустоту. – Ты не можешь, оставить меня….

Мои руки вцепились в свои же плечи, и словно ненавидя собственное тело, впились в них мертвой хваткой. Мне хотелось думать, что это всего лишь злая шутка, но сердце говорила обратное. Эта боль не сравниться ни с чем.

- Нет, - хрипы превратились в жалобный писк, - не бросай меня. Пожалуйста, вернись ко мне. Не уходи.

Глаза обжигало скорбью, а тысяча лезвий резало меня изнутри.

- Пожалуйста, мама… не покидай меня...

Конец первой части.

Глава#16. Минута молчания.

Зови меня белой вороной с черным крылом.

Я ощущаю себя дома, хоть мир мне не дом.

Зови меня кем угодно, мне все ни по чем.

Мой взгляд — это холод, но холод с огнем.

Зови меня ненормальной, зови не стыдись.

Зови меня аморальной, зови не стыдись.

Но в голове своей скромной, запомни одно.

Что мир твой весь скомкан, а ты лишь итог.

Дана Соколова – Разведи небо.

Траурная церемония «Минута молчания», протекает довольно спокойно. Почтить память усохшей Филатовой Сонечки, пришло не много человек. Точнее, никто не пришел. Не слышно трогательных речей и скорбящих всхлипов. Никто не перечисляет список ее положительных качеств и не вспоминает о добрых делах, которые она совершила, будучи еще живой. В помещении царит тишина, нарушаемая только звуком метронома. Она ушла. Ее больше нет с нами.

На улице стоит глубокая ночь. Колючий морозец, словно войдя в положение, не касается открытых участков кожи, а звезды любезно освещают территорию.

На засыпанном снегом поле, возле могилки, которую я вырыла собственными руками несколькими месяцами назад, стоит неприятный скрежет. Я провожу собственные похороны и, прикусив язык, на деревянном кресте, медленно выцарапываю красивую эпитафию о скорби.

Одной звездой богаче стали небеса.

Вышло отлично. Мне нравиться, как это звучит.

На лице играет юродивая ухмылка. Подумать только, полоумный Герман был прав. Это действительно работает. Мне становиться легче.

Я прочищаю горло, чтобы произнести напутственные слова.

- Дорогая… Нет, что еще за дорогая? Сопли какие-то!

Делаю глубокий вдох и строю серьезное лицо.