Трое сотрудников НКВД, двое сержанты и только один был лейтенантом, посмотрели на меня, и лейтенант сказал:
– Старший сержант Некрасов?
– Это я. У меня увольнительная до двенадцати часов завтрашнего дня.
– Вы должны проехать с нами.
– О как? Проходите в хату, нечего студить её.
Сделав пару шагов назад, я пропустил на кухню гостей и последний закрыл дверь. Я же, показав револьвер и подкинув его, ловко поймав за ствол, стал чесать рукояткой спину.
– Мне с вещами нужно проехать, или это не требуется?
– Не требуется.
– Ага, похоже, кто-то хочет со мной пообщаться, и этот кто-то облечён властью, раз вас прислал. Не в Кремль ли едем? Если в Кремль, мне нужно кое-что взять с собой.
– Я обязан посмотреть, что возьмёте. И оружие лучше оставить тут.
– Да это я уже понял.
Подойдя к столу, тут лежал полуоткрытый вещмешок, я убрал внутрь револьвер, аккуратно пальцем спустив курок, и достал плотный толстый конверт из коричневой бумаги, бросив его на стол.
– Смотрите… Тось, глянь, что у меня на спине, колется.
Пока жена, задрав рубаху осматривала спину, а потом и саму рубаху, лейтенант, подойдя и открыв конверт, начал изучать фотографии. Лицо его застыло и превратилось в восковую маску ещё при первых фотографиях, что были внутри. Тот треть просмотрел, после чего, вперив в меня тяжёлый взгляд, несколько секунд пристально изучал:
– Откуда это у вас?
– Моё подразделение финского генерала в плен взяло, при нём я нашёл знамя советского стрелкового полка и вот эти фотографии. Генерала и знамя я сдал нашим, а вот это попридержал. Товарищу Сталину хочу передать. Если уж в Кремль едем, глупо упускать такую возможность.
– Получите на входе, – сказал тот и начал растягивать шинель, чтобы убрать конверт за пазуху. По размеру в планшетку у того на боку тот не войдёт.
– Тут пёрышко было, – показала Тося, найдя, что меня кололо. Сама в один слух превратилась, слушая нас.
– Хорошо.
Дальше накинул гимнастёрку, звякнув медалями, гости с интересом изучали ряд моих наград, ну и быстро собравшись, сверху шинель, будёновку, препоясался, ремень пустой, после этого поцеловав жену, велев не ждать меня, ложиться спать, но не закрываться, я поздно буду, последовал за гостями.
Снаружи машина стояла, не у дома, а чуть дальше, где чищено от снега, это была «эмка», она же «Чёрный воронок». Лейтенант рядом с водителем сел, а бойцы по бокам меня стиснули и так и поехали, скользя и на поворотах выходя в занос. Но добрались до Кремля. Ночь тёмная была, фары светили плохо, но водитель, оттирая лобовое стекло от измороси, печки в машине не было, а надышали мы прилично, всё же довёз. До Кремля, как я и думал. Проверив пропуск, нас пропустили на территорию. Там со стоянки сопроводили к нужному зданию, где заседало правительство, и меня передали уже местным. Лейтенант конверт вернул, не обманул. Ту т я разделся в гардеробе, меня быстро обыскали, слегка морщась от вида. Да и запаха. А что? Я с фронта, форма самая обычная, не парадная, не удивительно, что от неё буквально несло порохом, потом и смертью.
Потом меня сопроводили на второй этаж, но не в кабинет Сталина, а в небольшой зал для совещаний, где было довольно много народу, почти все военной форме. Я тут и Сталина обнаружил, и Шапошникова, и Берию. Красные маршалы тоже были, как и несколько генералов. Войдя и кинув руку к виску, доложился. Обратился ко мне Шапошников:
– Товарищ боец. Опишите подробно, как прошло пленение генерала финской армии и захват немецкого самолёта. Да и как вы оказались в тылу противника – тоже.
– Товарищ маршал, разрешите?
– Говорите.
– Этот конверт с фотографиями был найден в вещах генерала вместе с полковым знаменем. Прошу изучить.
Подойдя и передав конверт, я вернулся на место и начал описывать, как получил приказ от комбата и, отобрав одно отделение бойцов из своего взвода, вместе с корректировщиками направился в тыл к финнам: требовалось уничтожить артиллерийские батареи, что так мешали нашей дивизии продвигаться вперёд. И вот так докладывал в виде рассказа. А финт с маршалом был обдуманный, через его голову Сталину конверт я передать не могу, а тут Сталин точно заинтересуется и прикажет предъявить то, что я дал для изучения. Вон как у Шапошников лицо застыло, пока он, слушая меня, рассматривал фотографии красноармейцев, замёрзших на дороге, сложенных штабелями, позирующих финнов у захваченных машин и танков, генерал там тоже был. Колонну пленных красноармейцев. Сталин вскоре не выдержал, под конец моего рассказа требовательно протянул руку, и Шапошникову ничего не осталось как передать всю пачку. Сталин не менял выражения лица, попеременно окрашиваясь во все цвета радуги, как маршал, оно у него превратилось в восковое. Но фотографии просмотрел все. А когда я закончил, он спросил:
– Как вы оцениваете боеспособность армии своим взглядом командира взвода?