Кольца Джудекки

Он уже давно заметил, темнота в городе Дите особенная, сродни тьме египетской, если ориентироваться на псевдоисторические описания (кто ее видел-то?) Она окружала, облепляла и стискивала, наподобие пластикового мешка, приспособленного для немудрящей пытки в быту. Через некоторое время пребывание в темноте становилось невыносимым. Человек начинал метаться и кричать: хоть огонечек, хоть проблеск, хоть искорка!

Душила тишина.

Уже, собравшись с силами и открыв рот для крика, Илья услышал сопение. На него ползла жуть. Не надуманная, не эфемерная, какую еще можно перетерпеть, подавить в себе. Во тьме к нему кто-то подкрадывался.

Завопить Донкович не успел. Рот зажала мозолистая, вполне человеческая рука.

— Тихо, — в самое ухо прошептал Сергей. — Только вякнешь, прибегут и на допрос потянут. Замри. Это хорошо, что нас в Черный Погреб заколотили.

Чем же хорошо-то? — возмутился про себя Илья. Ужас, клокотавший внутри, отнюдь не улегся, не растворился. Если он вообще отпустит. Сергей милостиво пояснял:

— В такие казематы опускают смертельно покалеченных, которых непременно надо вылечить. Только им сначала сонного настоя дают. Что-то вроде макового отвара. Ты должен быть в курсе. С ног сшибает мгновенного, а кайфа никакого. И привыкания не дает. Тут многие на него поначалу зарятся, ждут, что кумар попрет. Потом бросают. Проспался и все.

Говорил он как-то поспешно, да и не по делу. Илья вдруг сообразил: его товарищу тоже плохо. Донкович помотал головой, пытаясь сбросить руку Сергей с лица. Тот еще придержал, потом осторожно отпустил, спросив для верности:

— Орать не станешь?

— Нет. Попытаюсь, во всяком случае.

Они говорили. Но как только поток слов иссякал, из темноты накатывало. Они старались не молчать, рассказывали по очереди каждый о своем. Сергей поведал, чем занимался в первые годы после проявления. Многое, разумеется, утаил, но выпытывать и дознаваться Илья не стал. Сам он предпочитал говорить про прежнюю жизнь, про дела в своем отделении, про развод, про мост через Онку и целующихся тинэйджеров. Когда торопливый шепот смолкал, темнота накрывала с удвоенной силой. То ли пребывание в каменном мешке чем дальше, тем больше грозило помешательством; то ли воспоминания о простых мирских, повседневных вещах, которые проходили мимо тебя, а ты мимо них, так действовали ->

 [Author: U].

Собеседник вдруг громко заскрипел зубами. Огромная ладонь вновь накрыла лицо Ильи.

— Перетерпи-и-и…  — прохрипел Сергей.

Ух, как их крутило. Корежило и выворачивало. Илье показалось, что кости у него стали мягкими как тесто. Сухожилия и мышцы сначала растянулись, потом приняли нормальную форму. И душевная мука такая — не перемочь. Еще чуть-чуть…  но терпел. Зубы сами ухватили мягкое. Илья не сразу сообразил, что это чужая рука, а когда с невероятными усилиями разомкнул челюсти, по губам текло.

Вспышка заставила зажмуриться и…

Сознание вернулось мгновенно, — кровь Сергея еще не успела засохнуть на губах, — Илья открыл глаза и тут же их зажмурил. Случившаяся с ним метаморфоза нуждалось в осмыслении и в осознании. Он стал видеть в темноте. То есть, зрением такое назвать было трудно. И тем не менее он ощутил контуры помещения; что рядом лежит человек, что в дальней стене есть ниша, а в ней стоит масляный светильник. Больше — ни чего особенного: голые стены. Ни ужаса, ни химер, ни хичкоков.

Илья легко поднялся, подошел к нише, достал из кармана свою, заботливо сбереженную в этом Аду зажигалку, и поджег фитиль. Сергей застонал на полу. Теперь уже Донкович кинулся к нему и прикрыл товарищу рот ладонью. Под потолком тянулся ряд слуховых рукавов. Жаль, сквозь камень не разглядеть, но и так понятно, кто наверху сидит и слушает: Ивашка-отморозок, Иосафат-иуда да Лаврюшка-упырь.

Сергей очнулся, завертел головой, сощурился, обежал глазами стены, потыкал пальцем в светильник, потом в Илью. Тот кивнул. Сергей поднял большой палец — можешь, Илья Николаевич!

А того не знает, дорогой друг, Серега, что прозрел Илья, отпробовав его крови.

От случившейся догадки продрало ознобом. Опять накатил страх, но тут же и схлынул. На свету это, вам, не в темноте.

И только тут Илья сообрази: двигается он с легкостью здорового человека. Даже ребра себе пощупал. Ничего не хрустело. Сергей тоже себя обхлопал и позвал:

— Иди сюда. Пока за нами не прибежали, надо перетереть кое-что.

Илья давно заметил, когда Углов спокоен, говорит медленно, слова произносит с паузами, пропуская специфические вставки. Иными словами: Сергей так четко фильтровал базар, что жаргон почти не просачивался. Другое дело, когда волновался.

— Я слышал про такие крытки. Сюда можно засунуть доходягу, а на завтра достать амбала. Только обязательно, что бы кумарил. Кого загонят на ясную голову: либо сходит с ума, либо ломается. Я уже думал: каюк, кранты пришли. Как ты лампу увидел?

— Долго объяснять, — отперся Илья.

— Ладно, живы будем — перетрем.

— В такие колодцы людей часто опускают?