Читаем Кольцо Либмана полностью

Сколько ему может быть лет…? Пятьдесят?… Шестьдесят?… У него почти не осталось зубов… Губы обветрены до крови… Он моего возраста… Черт побери…! Он родился в то самое время, когда мой отец здесь… В черных сапогах… В портупее, опоясывающей его стройное, вечно жаждущее женской плоти тело… Какая беда… И ведь этот человек тоже был молодым… Ребенком был, младенцем… Мать держала его на руках… И глаза ее широко раскрывались… Светились от счастья… Прекрати, дружище, прекрати…! О Эва, я ведь это сам видел…? Собственными глазами…? Я ведь сам видел, в чем высшее счастье для женщины…? Когда у нас появилась Мирочка… И мы стояли… В той самой комнатке… Ты вся сияла, светилась… Испытывала наивысшее блаженство… Ты сияла, как бриллиант… Словно это был не чужой ребенок, а наш собственный… Как же я тебя любил… Как же я тогда тебя любил…! Зачем же ты потом начала меня позорить… Зачем…? Словно не хватало нам обоим горя… Две мокрые тряпки… Затолканные в цинковое ведро… Забытое в саду… Тряпки, брошенные плесневеть… Первый град… Сухие листья… Вот что через несколько лет осталось от супружеского счастья… Ты помнишь, как мы на автобусе ехали обратно…? После кремации… через дюны… Они любому голландцу всегда напоминают о войне…

— Это все по твоей вине, — начала вдруг ты. — Думаешь, я ничего не знаю? Думаешь, я никогда ничего не замечала? Не я, а ты довел Миру до смерти… Из-за тебя она ушла из дома… К тому африканцу… Она мне сама рассказывала… Про все эти мерзости…

«Какие мерзости…? Что за гнусная ложь…!» И с тех пор это уже не прекращалось… Ты продолжала нападать… До чего может дойти человек… чтобы защитить себя… До чего…?

— Господин Либман, — сказал однажды доктор Дюк, когда я лежал на его сером как пыль диване… — Я не знаю, как бы поточнее выразиться. Я соблюдаю профессиональную тайну… За свою практику я столько всего повидал… Но правда ли то, о чем говорит ваша жена…? — Он зашуршал у меня над головой бумагой. — Правда ли, что в отношении своей приемной дочери вы… Ну, что вы, по достижении ею двенадцати лет, вели себя по отношению к ней безнравственно…?

Ах, Эва, как ты додумалась до такой гадости? Начиталась разных мерзких женских журналов…? Человек не может оградить себя от такого… Когда я это услышал, я подумал: «Янтье, лучше бы тебе сейчас мертвым лежать на этом диване… Тут поблизости как раз через дорогу похоронное бюро… Разделаемся со всем разом…!»

— Моя жена немного не в себе… — заикаясь, пробормотал я после паузы. — Моя дочурка…? Одна только мысль о подобном…! Вы ведь знаете, что это значит…? Читали все эти ученые книжки, которые стоят тут у вас в шкафу…? Мира… Это значит «мир»… Да, мы были с ней по-особому близки… Она любила сидеть у меня на коленях… И иногда, случалось… Но уважаемый доктор, мы же все люди…? И вы, и я…

Но доктор Дюк, этот посланник Бергассе, 19,[76] сказал: «И тем не менее здесь написано… Черным по белому… Ваша жена написала заявление. И подписала его… Сам я юридически ничего не могу предпринять, но она…»

Черным по белому, конечно же…! Сколько времени я ломаю себе над этим голову… Черное и белое… Основные тона картины, на фоне которой шевелится и дышит город… И между ними все оттенки серого…

Этот бомж… Он все продолжает… Кланяется, бормочет, благодарит… Эй, сударь…! Please, bitte…! Возьмите лучше еще… Но ради Христа прекратите… Человек вашего возраста, моего возраста… Отрада своих родителей… И чтобы до такого докатиться… Стать обрубком с протянутой рукой… На отсыревшей доске… На Невском проспекте… В этом литературно знаменитом закоулке… Как же сегодня омерзительно ветрено… омерзительно… Жаль, что принц приезжает именно сейчас… Блистательный потомок Оранских — оранжевое солнышко… Но мы, смертные, не имеем права голоса в этом мире… Все решается наверху… О, дети мои…

Мне пора двигаться… Который сейчас час…? «Принц, мой дорогой принц…» Как бы мне не забыть этот великолепный зачин… Небо фиолетовое и янтарное… Гладкое и круглое… Как внутренняя сторона деревянной ложки… Какое странное освещение… Нет, что я и говорил — для королевского приема погода неподходящая… «Алле, алле, говорит Бандунг!..»[77] Я вам, милые мои, сейчас кое-что расскажу… Анекдотец… На этот раз не про пылесосы… А один конкретный факт нашей отечественной истории… Нет, в новом голландском паспорте вы его не найдете…

Перейти на страницу:

Все книги серии Евро

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Я хочу быть тобой
Я хочу быть тобой

— Зайка! — я бросаюсь к ней, — что случилось? Племяшка рыдает во весь голос, отворачивается от меня, но я ловлю ее за плечи. Смотрю в зареванные несчастные глаза. — Что случилась, милая? Поговори со мной, пожалуйста. Она всхлипывает и, захлебываясь слезами, стонет: — Я потеряла ребенка. У меня шок. — Как…когда… Я не знала, что ты беременна. — Уже нет, — воет она, впиваясь пальцами в свой плоский живот, — уже нет. Бедная. — Что говорит отец ребенка? Кто он вообще? — Он… — Зайка качает головой и, закусив трясущиеся губы, смотрит мне за спину. Я оборачиваюсь и сердце спотыкается, дает сбой. На пороге стоит мой муж. И у него такое выражение лица, что сомнений нет. Виновен.   История Милы из книги «Я хочу твоего мужа».

Маргарита Дюжева

Современные любовные романы / Проза / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Романы